этого в Сантьяго. Рауль уступает в ораторском искусстве своему старшему брату, однако послушать его собираются толпы. Выступление младшего Кастро будет транслироваться сегодня по всем телеканалам.
– И еще, мучачита: напиши родителям, пусть пришлют побольше шмоток разных размеров, но обязательно белого цвета, – продолжает Ридельто свои коммерческие изыскания. – Скоро в моде будут «вареные» майки и юбки. Мне одна гаванка рассказала технологию: берешь одежду, завязываешь на ней побольше узлов, доводишь до кипения, опрокидываешь туда пузырек чернил. Наваришь шмотья, по крайней мере, в деревне можно выменять на юкку и тыкву, чтоб не подохнуть с голодухи…
На грязной улочке с трудом нахожу автобусную остановку. Вокруг уродливых бетонных блоков, имитирующих скамейку, – немыслимой красоты деревья, цветы, которые так ярки, что не гаснут даже в сумерках, все оттенки фиолетового, оранжевого, красного, дурманящие голову запахи, особенно отчетливые к ночи. Здесь все цветет само, местной растительности вполне достаточно соков самой земли; Господь наверняка сотворил этот кусочек суши по образу рая… мой местный паспорт – carnet – тоже зеленого цвета… Воздух словно густое сладкое варенье, остывающее на раскаленной плите, вот только его нельзя зачерпнуть ложкой и накормить голодных.
Едва втиснувшись в обшарпанный автобус без дверей и оконных стекол – урожденный троллейбус с грубо отломанными рожками – я еду домой.
Домой? Где твой дом, амига? И есть ли он у тебя вообще?
Репарто советико – поселок работающих на Кубе контрактников; тут, как говаривал Кощей Бессмертный, русским духом пахнет. Вот уж точно – русским, хотя вокруг пальмы и деревья гуайява, а обитателей здешних пятиэтажек не растрогаешь воспоминаниями о березке, разве что о валютной (тут она носит название Cubalse). Я вяжу совспецам кружевные воротнички, свитера из мексиканского акрила, пинетки для младенцев (рожают много). Рассчитываются обычно продуктами, и я ощущаю на себе могущество и милосердие русского духа, когда откормленные, доброкачественные советские женщины презрительно пихают пачку рафинада или банку тушенки тощей, как подросток (сорок кэгэ весила!), совкубинке.
Сегодня меня ждет скорбный труд: дама из консульских попросила помочь ей написать статью в один московский журнал. Тема опуса – посещение замка Дель Морро. Прочитав текст в черновике, я попыталась прорастить в нем семена личных впечатлений, но творческая воля автора столь же безапелляционна, сколь и губительна для материала. Выражения, несущие хоть крупицу образности, беспощадно выпалываются: «Куба – ослепительно красивый остров…», а вначале было – «ослепительный». «Но зеркала ведь на берегу не поставлены!» – пожимает плечами моя работодательница. Пропало сочное «чрево лета», возникла серенькая «середина лета»…
Дружим мы только с узбечкой Динорой; перманентное принижение, в котором живут «национальные кадры» здесь, как и у себя на родине, делает наше с нею положение схожим. Смуглый Айбек – Динора отдала его в кубинскую школу, хотя в поселке есть русская