то, что сейчас я вижу множество этих и других недостатков (о существовании которых я и не подозревал в период первого издания), я благодарен обстоятельствам, обернувшимся непреодолимым искушением опубликовать эти идеи на более ранней стадии, чем следовало бы, сложись эти обстоятельства по-другому. Я считал, что критические замечания и дискуссия, вызванная той публикацией, должны были оказаться более полезными для последующего уточнения моей позиции, чем если бы я продолжал трудиться над этими проблемами в одиночку. Однако и сейчас время для более полного изложения этих проблем еще не пришло. Возможно, наиболее важным уроком, который я извлек из этой ранней публикации, стало ясное понимание того факта, что прежде чем я смогу рассчитывать на более ясное изложение обсуждаемых в книге идей, мне следует укрепить фундамент, на котором я хочу воздвигнуть свое сочинение. Контакты с учеными, не готовыми, в отличие от меня, принимать в такой степени австрийскую теорию капитала, которой я так свободно оперировал в этой книге, не показали, что соответствующие положения были неверны, или что они имели меньшее значение, чем я полагал. Однако, как стало понятно, для того, чтобы стать полезными при объяснении тех частных сложных явлений, которые я пытался объяснять с помощью этих положений, соответствующие положения нужно излагать гораздо более подробно и они нуждаются в гораздо более тесной привязке к запутанным условиям реальной жизни. Вот задача, за которую нужно было взяться, прежде чем положения, излагаемые в этой книги, можно будет развивать дальше.
В этих обстоятельствах, когда потребовалось готовить второе издание, я не чувствовал себя ни готовым переработать и расширить книгу до такого размера, который был бы адекватен моему видению поставленных проблем, ни переиздать ее безо всяких изменений. Сокращение первоначальной структуры книги привело к такому количеству ненужных недоразумений, многих из которых можно было бы избежать, будь изложение хоть немного полнее, что вставка каких-то дополнений стала совершенно необходимой. Соответственно, я выбрал промежуточный вариант, добавляя к первоначальному тексту, не подвергавшемуся никаким изменениям, необходимые пояснения и уточнения в тех местах, где без этого нельзя было обойтись. Многое из добавленного вошло в немецкое издание, которое появилось спустя несколько месяцев после английского. Другие вставки взяты из ряда статей, в которых на протяжении трех лет, прошедших после выхода первого английского издания, я пытался развить или обосновать положения книги. Тем не менее, не было никакой возможности включить в предлагаемый том все дополнительные разъяснения и уточнения, которые я дал в этих статьях, так что читатель, который может захотеть обратиться к ним, найдет их перечень в сноске[1].
Я рассчитывал на то, что эти вставки позволят устранить по крайней мере часть трудностей, содержавшихся в первоначальной версии книги. Другие проблемы были связаны с тем, что книга являлась, в некотором смысле, продолжением изложения, начатого в других публикациях, которые в момент выхода первого английского издания, были доступны только на немецком языке. С тех пор английские переводы некоторых из этих работ уже опубликованы[2], и читатель может найти в них обсуждение некоторых допущений, которые неявно использовались в ходе последовавшей тогда дискуссии.
Некоторые настоящие трудности, с которыми, как я полностью отдаю себе в этом отчет, предстоит столкнуться большинству читателей, не могут быть устранены никакими дополнительными разъяснениями, поскольку эти трудности неразрывно связаны с выбранным способом подачи материала. Все, что я могу сделать в этой связи, – за исключением варианта, при котором мне придется написать совершенно новую книгу – это заранее привлечь внимание читателя к этим трудностям и объяснить, почему был выбран именно такой – обусловивший данные трудности – способ подачи. Это тем более необходимо, что именно данный неустранимый дефект является причиной непонимания в значительно большей мере, чем чтобы то ни было еще.
Вкратце, дело сводится к следующему. По соображениям лимита времени в этих лекциях мне пришлось трактовать как нечто нераздельное реальные изменения структуры производства, связанные с изменениями объемов капитала, с одной стороны, и монетарный механизм, порождающий эти изменения – с другой. Такой способ рассмотрения корректен только при очень сильных упрощающих допущениях, предполагающих, что любое изменение денежного спроса на капитал пропорционально вызываемому им изменению общего спроса на капитальные блага. Далее, «спрос» на капитальные блага – в том смысле, в каком можно говорить, что спрос определяет их ценность, – разумеется, не сводится ни преимущественно, ни даже прежде всего, к спросу, реализующемуся на каком-либо рынке, – он в значительной мере является спросом, или желанием продолжать владеть капитальными благами и дальнейшем[3]. О соотношении между этим – совокупным – спросом и денежным спросом на капитальные блага, который в любой момент времени можно наблюдать на рынке, нельзя сделать никакого определенного утверждения. В равной степени к теме исследования не относится и вопрос о точном количественном значении этого соотношения. Главной моей целью было, однако, подчеркнуть, что любое