двух пальцев на левой руке недоставало.
– В детстве в пилораму попал, – сказала она.
– Хорошо, хоть это не по пьянке, – подал он голос, чем и намекнул, что она повсюду тиражирует его грех.
Соседи еще постояли какое-то время у порога и ушли.
А на следующее утро она пришла вновь.
С целым решетом винограда.
– На дачу к друзьям ездили, – пояснила и представилась, кажется, только одному Ивану: – Меня Светланой зовут.
– Хорошее имя, – произнес Доронин, – и при затмении солнца не потускнеет.
Светлана всохохотнула:
– А вы – большой шутник!
– Насчет габаритов не поспоришь, – ответил Иван. – А с юмором у меня совсем плохо. Когда по шутейности бьют, я вполне серьезно отвечаю.
И она опять хихикнула.
– Знаешь, подарки чем каверзны? – вопросил Иван и сам же ответил: – Ты нам – решето, а мы тебе – Бог знает что. Поэтому приходи на ужин.
И Света заявилась.
С махоткой пельменей, как она уверила, собственного изготовления.
Хотя вместе с пельменями сварила и ярлычок с адресом, откуда они в магазин припожаловали.
Пила она охотно и страшно удивлялась, что до сих пор ничего не сделала в квартире Максима.
– Вы – сверхидеальный муж! – повторяла она Доронину после каждой рюмки.
Иван, как всегда, не пьянел.
И больше, наверно, оттого что знал меру.
На каком-то периоде клал ладонь на стакан и говорил:
– Считайте, якорь я уже бросил.
Его никогда не упрашивали продолжить застолье. Когда же он уходил, то говорил: «Надо на своих кнехтах доковылять».
В «Леспромхозе» уже знали, что «кнехты» – это какие-то чальные причиндалы, и пытались ввести это слово в общее употребление. Но оно к лицу было только Доронину.
Про Ивана ходил треп, что на службе, только не в Севастополе, а где-то на Кавказе, то ли в Поти или Батуми, он в одной драке, когда на него напала шайка, повыбивал с полсотни зубов.
А так он был человек смирный. Сговорчивый. Но уважал во всем порядок, подчеркивая, что он морской.
Когда расходились после ужина, Доронин сказал Светлане:
– Ты тут Максима не обижай. Как захмуреет, так посветли.
– Непременно посветлю! – изнемогала она от хохота.
Короче, к третьему дню квартиру стало не узнать.
Тут-то Максим и привез на ее смотрины жену.
Она чуть в обморок не упала от восторга.
– Вот это да! – сказала. – Нам бы так никогда не отмастеровать.
Иван довольно улыбался.
Явно ему нравилось, когда хвалят его за скурпулезно-мускурную работу. На этот раз факт восторга Вера с Иваном запили пивом, и Максим повез их по тем местам, которые так притягивают иноселенцев.
3
– Знаешь: хороший левак укрепляет брак!
Федор хохочет.
– За абсурдный пейзаж ты полжизни отдашь, – еще вдобавок продекламировал он.
– Что такой веселый? – спросил Максим.
И Федор опять отстиховался:
Надоело носить в себе червоточину
И потому и прибег к головоморочению.
Он