не замочить их… Это действительно прекрасный гребень. Я очень рада, что ты дашь мне его… Кроме того я имею кое-что против его владелицы. Я в прошлом месяце пожертвовала Афродите голубое покрывало, а на следующий день я уже увидела его на голове этой женщины. Это было слишком скоро и я сердита на неё за это. Её гребень будет мне отместкой за мое покрывало.
– А как я его достану? – спросил Деметриос.
– Ах! Это будет немного труднее. Это египтянка, как ты знаешь, и она заплетает свои двести косичек только раз в год, как все женщины её племени. Но я хочу свой гребень иметь завтра, и ты убьёшь её, чтобы достать его. Ты дал клятву.
Она сделала маленькую гримаску Деметриосу, смотревшему в землю, и поспешно закончила:
– Я, кстати, выбрала и своё ожерелье. Я хочу ожерелье из жемчуга в семь нитей, которое висит на шее Афродиты.
Деметриос чуть не подскочил:
– Ах! на этот раз это уже слишком. Ты не будешь больше издеваться надо мной. Ничего, слышишь же, ничего! Ни зеркала, ни гребешка, ни ожерелья – ты не получишь ничего…
Но она закрыла ему рот рукой и прервала его
Но она закрыла ему рот рукой и прервала его своим заигрывающим голосом:
– Не говори так. Ты ведь хорошо знаешь что ты мне подаришь и его. Я со своей стороны, в этом вполне уверена… Я получу все три подарка… Ты придешь ко мне завтра же вечером… и после завтра, если захочешь, и будешь приходить каждый вечер. В назначенный тобою час я буду ждать тебя в костюме, который тебе будет больше всего нравиться, накрашенная, по твоему вкусу, причесанная как ты захочешь, готовая исполнить твою малейшую прихоть. Если ты захочешь нежности, я буду ласкать тебя, как дитя. Если ты будешь искать необычайных наслаждений, я не откажу тебе и в самых мучительных для меня. Если ты захочешь безмолвия, я буду молчать… Когда ты захочешь, чтобы я пела, ах! тогда ты увидишь… Возлюбленный! Я знаю песни всех стран, знаю такие, которые тихи, как шум источников, и такие, которые страшны как приближение грозы. Я знаю такие наивные, такие свежие, что молодая девушка могла бы их петь своей матери и такие, которых не будут петь даже в Ламисаке, такие, от которых покраснела бы Элифонтис и которые я осмеливаюсь петь только совсем тихо. В те ночи, когда ты захочешь чтобы я плясала, я буду плясать до рассвета. Я буду плясать, одетая в свою тунику со шлейфом или под прозрачным покрывалом, или в шароварах с прорезью и с корсажем с двумя отверстиями для грудей. Но я, кажется, обещала тебе танцевать совершенно голой? Ну что ж, если ты захочешь, я буду танцевать голая. Нагая с головой, украшенной цветами или с распущенными волосами и раскрашенная, как изображение богини. Я умею раскачивать и закруглять руки, двигать грудью, приводить в движение живот, изгибать круп, вот ты увидишь! Перед тем как лечь спать, я танцую на кончиках пальцев на ковре. Я знаю все танцы Афродиты, те, которые танцуют пред Уранией, и те, которые танцуют пред Астартой. Я знаю даже такие, которые никто не осмеливается танцевать… Я тебе представлю в танцах все виды любви.