них плачет погибшей душа,
Желанье мучительно-сладкое.
Пока флейты заканчивали протяжный напев последнего куплета, певица протянула руку к прохожим, столпившимся вокруг неё, и собрала четыре обола, которые и засунула в обувь.
Местами собирались группы, между которыми бродили женщины
Мало-помалу толпа разошлась, многочисленная, любопытная, с интересом осматривая друг друга. Шум шагов и голосов покрывал даже шум моря. Матросы, согнув плечи, вытягивали на набережную лодки. Проходили продавщицы фруктов с полными корзинами в руках. Нищие протягивали дрожащие руки. Ослы, нагруженные полными урнами, бежали рысью под палками погонщиков. Но это был час захода солнца, и ещё более многочисленная, чем толпа занятых делом, толпа праздношатающихся покрыла мол. Местами собирались группы, между которыми бродили женщины. Слышно было, как называли по имени знакомые силуэты. Молодые люди смотрели на философов, которые любовались куртизанками.
Эти последние были здесь всевозможных разрядов и общественных положений, начиная с самых знаменитых, разодетых в легкие шелка и обутых в золотистую кожу, до самых несчастных, которые ходили босыми. Бедные были не менее прекрасны, чем те, другие, но только менее счастливы, и внимание мудрецов останавливалось преимущественно на тех, чья красота не была искажена искусными поясами и кучей драгоценных камней. Так как дело было накануне праздника Афродизий, то эти женщины имели полное право выбирать одежду, которая им была наиболее к лицу, а некоторые отважились даже и вовсе не надеть никакой одежды. Но их нагота никого не оскорбляла, так как они никогда не выставили бы таким образом на свет Божий все мельчайшие части своего тела, если бы хоть одна из них была с малейшим недостатком, способным вызвать насмешки замужних женщин.
– Трифера! Трифера!
И молодая куртизанка с веселым видом растолкала прохожих, чтобы добраться до подруги, которую она увидела.
– Трифера! Ты получила приглашение?
– Куда это, Сезо?
– К Бакхиде.
– Ещё нет. Она дает обед?
– Обед? Целый банкет, милая. Она на второй день праздника отпускает на волю свою самую красивую рабыню, Афродизию.
– Наконец! Она заметила-таки наконец, что к ней приходят только ради её служанки.
– Я полагаю, что она ровно ничего не видела. Это фантазия старого Хереса, судовладельца с набережной. Он захотел купить девушку за десять мин; Бакхида отказала. Двадцать мин, она опять отказала.
– Она с ума сошла!
– Что ты хочешь? Это у неё дело честолюбия – иметь вольноотпущенную. Впрочем, ей был смысл торговаться, Херес дает тридцать пять мин, и за эту плату девушка получит свободу.
– Тридцать пять мин? Три тысячи пятьсот драхм? Три тысячи пятьсот драхм за одну негритянку!
– Она дочь белого.
– Да, но её мать черная.
– Бакхида заявила, что дешевле она её не отдаст, а старый Херес так влюблен, что согласился.
– А он то сам, по крайней мере, получил приглашение?
– Нет! Афродизию подадут на банкете в качестве последнего блюда, после фруктов, и всякий попробует его по своему вкусу, и только на следующий день ее доставят Хересу. Но я боюсь, что она будет слишком утомлена.
– Не