рука Клото моей милейшей
Прядет мою судьбу и бренной жизни нить.
Египетская красавица
Богиня смуглая, твой темный свет мгновенно
Способен черный огнь губительный возжечь;
На снега белизну ты можешь срам навлечь;
Слоновья кость ничто пред силою эбена.
В сей черноте твоя вся слава заключенна,
Я зрю: из глаз твоих, о коих молкнет речь,
Египетский Амур порхает мне навстречь,
Эбеновый свой лук нацеля дерзновенно.
Без помощи чертей пророчествуя нам,
На руку смотришь ты подобно колдунам
И вмиг обворожишь прельстительным обманом.
В угадываньи ты весьма искушена;
Помимо всех удач, что предречешь сполна нам,
Богиня смуглая, ты больше дать должна.
Пьер Корнель
(1606–1684)
Ева и Мария
О человек, взгляни, вот Ева и Мария,
Сравни праматерь с той, что Иисуса Мать:
Которая милей и на какой, почия,
Сияет большая Господня благодать?
Сын первой некогда нес дьяволовы цепи,
А Сын второй низверг с нас рабства долгий гнет,
По смерти обретя другую жизнь на небе;
Один открыл нам ад, другой – на Небо вход.
На пламя обрекла всех нас праматерь Ева,
Хоть то без умысла свершила и спроста;
«Благословенная в женах» Мария дева
Не больше будет ли зачатием чиста?
Нет, нет, не верю я, и отрицать мы будем,
Во всеуслышанье повсюду изречем:
Бог благо даровал той, что праматерь людям,
И Матери Своей не отказал ни в чем.
Жедеон Таллеман де Рео
(1619–1692)
«Дориса краше всех, признать пора…»
Дориса краше всех, признать пора;
Осанка, стать – не смертного удела,
Так нежен взор, улыбка так добра,
Я в ней черты богини вижу смело;
Не вянет цвет пленительного тела,
И грудь как снег незамутненный, белый,
Светлее дня сиянье жгучих глаз,
И плавятся сердца в их страстном зное,
Я сам люблю, мой пламень не угас;
Позор тому, в чьих помыслах дурное!
Люблю письмо из-под ее пера
И голос, что как песня Филомелы,
В ней истый клад пригожести, добра
И ум, умов отрада, ясный, зрелый;
Люблю в ней сердце, верное всецело,
Что благость древних воскресить сумело,
В Амура царстве редкую сейчас;
Невинность, благодушие такое
В красотках редки при дворе у нас!
Позор тому, в чьих помыслах дурное!
Ей вемо, как любовь моя стара,
Ей зримо сердце, в коем боль остра,
Что служит ей, и рвенью нет предела,
Она в любви взаимность не презрела.
Теперь казнить разлукой захотела,
И сердце рвет как гриф мне что ни час.
Мне пишет в утешение благое,
Что ждать ее недолго в этот раз;
Позор тому, в чьих помыслах дурное!
Посылка
Юнцы,