друг мой, что ты только на Ниночку свою смотришь и многого вокруг не замечаешь. Ты хоть раз обратил внимание, как наша однокурсница Лида Поспелова на тебя смотрит. Вот возьми и приглядись к ней.
– А что приглядываться, я ее полтора года каждый день вижу. Ты что эту серую мышку мне в невесты прочишь? Да она и мизинца Нинкиного не стоит.
– Ах ты, оценщик мой скоропалительный! Я тебе уже много раз говорил, чтобы ты внимательнее был, голову включал. Если бы ты меня слушал, давно заметил, что Лида влюблена в тебя. Она на новогоднем вечере чуть не испепелила взглядами ненависти твою Нину. Посмотри на девочку попристальнее и увидишь, что у нее на голове корона, как у принцессы.
– Хватит болтать, Олег. Ты что хочешь сказать, что у нее отец король? Так наши родители в семнадцатом году всех царей и королей под корень вырубили.
– Отец у нее, конечно, не король, но тебе, как без пяти минут коммунисту, надо знать, что ее родитель, Василий Трофимович, второй секретарь обкома ВКП(б). Соображаешь?
– Ну и что?
– Да то! Давай-ка мы закончим этот разговор, рассудительный ты мой. Мне надоело учить тебя уму-разуму. Думай сам и сам решай. Ко мне со своими любовными вопросами больше не лезь.
Шинкаренко замкнулся и надолго, друзья это заметили, потому не задавали Виталию лишних вопросов, а несчастный парень, каковым он сам себя считал, часто уходил гулять один или лежал молча на койке. Его настроение было под стать мартовской погоде, промозглой и печально-туманной, однако учиться старался, а после занятий опять впадал в прострацию.
В начале апреля Нина сама пришла в институт, чтобы встретить Виталия после лекции.
– Здоров ли ты, Виталик?
– Да так… Голова все время болит…
– А сердце?
Студент опустил глаза, а Нине говорить ничего не надо было, она все прочла в потухшем взгляде любовника.
– Ну что же, выздоравливай, дорогой. – Она повернулась и пошла, легкая, как весенний ветерок, только слезы, предательские слезы заполнили глаза, текли по щекам, но Нина их не вытирала, очень не хотела, чтобы он узнал, что она плачет.
Душа Шинкаренко тоже заплакала. Ему хотелось побежать за ней, обнять, приласкать, но он стоял как вкопанный, пока любимая не скрылась за поворотом. В душе слабодушного парня поселилась смута, шел спор с самим собой.
«А правильно ли ты сделал, что не поговорил с ней начистоту?» – спросил первый.
«Да разве с ней поговоришь? Какова стерва! Не обняла, не приласкала, повернулась и завиляла бедрами. У меня душа два месяца разрывается, а она: «Здоров ли ты, Виталий?».
«Слышь, второй, кончай плакать. Лучше скажи: любил ли ты Нину?» – «А что, не любил? Вон как страдаю, белый свет не мил!» – «Да нет, парень, не любил. Себя ты любил в ее объятиях, выпить с ней любил, поговорить, насладиться ее стройным телом, забыться у нее на груди. А теперь тебя червь грызет, что она ушла от тебя и лишила всяких удовольствий». – «Да, нет. Это я ее бросил. Я! Сколько дней к ней не ходил». – «Не ходил, но ждал, что она придет сама, приласкает, отдастся. Она пришла, глянула тебе в твои