робко коснулся упругой плоти одним пальцем, потом другим, затем подставил под них ладони.
– Тяжелые какие, – прошептал Саша, не слыша собственного голоса сквозь биенье крови в ушах и чувствуя, что ему стало тесно в штанах.
Это начало с ним происходить недавно, случалось утром и вечером, а иногда делалось и днем от дурных мыслей, которые приходили внезапно и которые он стыдливо отгонял. Но как отогнать запах Матреши и ощущение теплой и одновременно прохладной тяжести в своих руках? Он мучительно хотел поцеловать эту белую, молочно-белую кожу с легкими голубоватыми жилками, бегущими к соскам.
Далекий рев донесся откуда-то, Саша вздрогнул и испуганно сжал груди Матреши. Она тихо застонала.
– Ой, – жалобно сказал он, попытавшись убрать руки, но Матреша не позволиала, наоборот, прижала к ним свои ладони, заставляя стискивать груди сильнее и сильнее. – Что за рев?
– Да небось бык хочет телку драть, – пробормотала она задыхающимся голосом. – Видел, как они сношаются?
– Что? Что? – прерывисто воскликнул Саша, чувствуя, что больше не может сидеть вот так и держать ее груди. И отпустить их он тоже не мог!
– Сношаются, – повторила Матреша. – Бык к корове сзади подойдет, вскинется на нее да как засадит елдак промеж ног! Понимаешь?
Он покачал головой, ощущая, какой горячей она стала. Горячей и тяжелой. Мыслей в ней не было совсем, ее всю заполнило то, что неудержимо поднималось из глубины чресел. Легким движением Матреша высвободилась, и его ладоням мгновенно стало холодно. Саша потянулся к ней, но она проворно повернулась на четвереньки и закинула юбки себе на спину.
Саша ошалело смотрел на ее раздвинутые ноги, на тугие бело-розовые ягодицы, на неведомое углубление между ними.
– Что, не хочешь быть быком? – усмехнулась Матреша и перевернулась на колени, сбросила с плеч юбку. – Давай тогда по-людски.
Она потянулась к Сашиным штанам, нашла на боку застежку… Он сидел ни жив ни мертв, чувствуя, что штаны лопнут, если из них не высвободить то живое и жаркое, что неудержимо набухало. И вот наконец-то оно оказалось на свободе, нет, в Матрешиных руках, которая держала это так же бережно, как Саша только что держал ее груди.
– Ох ты госссподи… – простонала она. – Да что же… да как же… Да скорее же!
И запрокинулась на спину, развела ноги, потянула Сашу на себя. Он мельком успел увидеть что-то темно-розовое, дико, странно пахнущее, между ее ногами, такое маленькое и круглое. А Матреша все тянула его за собой! Туда тянула!
– Я… у меня там все такое большое, – испуганно прошептал Саша. – Я, нет, я боюсь…
– Большой елдак – бабье счастье, – выдохнула Матреша, приводя его руками к себе и заводя в жаркую пещеру, чьи тесные, влажные стены вдруг словно ожили, и задышали, и обхватили его, всего в себя вобрали. Матреша чуть двинулась навстречу и назад, но расставание с ней показалось Саше невыносимым, и он пустился вскачь вместе с ней.
Тимофей уже не спал, когда Саша вернулся.
– А Матрешка где же? –