Сбитые крышки дубовых сундуков висели на своих сломанных петлях. Белье, одежда, бумаги, книги, извлеченные из шкафов и сундуков, были в беспорядке разбросаны по полу. Очевидно, убийца искал что-то вполне определенное… но что?
– Не слышали ли вы, хранил ли несчастный управитель большие суммы денег, принадлежащих господину Домера? – спросил мировой судья у господина Фовеля.
Последний покачал головой.
– Об этом мы никогда не говорили… Да если бы и говорили, я нисколько не поверил бы этому. Подумайте сами: это имение не приносит ни одного су, а содержание его обходится очень дорого… Если у Жака Ландри и были деньги, то в очень ограниченном количестве, необходимом ему для того, чтобы содержать себя, свою дочь и замок… Но на прошлой неделе господин Домера провел здесь сутки, и я точно знаю, что он лично уплатил счета за все мелкие работы и поставки, сделанные за последние три месяца.
– В таком случае я положительно теряюсь, – ответил ему мировой судья. – Убийца, и это сразу бросается в глаза, совершил все это не из-за какой-нибудь ничтожной суммы в несколько сотен франков… Он не захватил серебряные блюда, которые мы видели в кухне… Что же он искал?.. Как он попал ночью в запертый дом?.. Каким образом заставил отворить эту дверь, за которой Жак Ландри был в полной безопасности и мог защищаться?.. Столько загадок!
Так размышлял вслух опытный в деле расследования преступлений рошвильский мировой судья.
– Однако, – обратился он к господину Фовелю, – не мы одни должны ломать над этим голову. Прежде чем продолжить расследование, мы обязаны, не теряя ни минуты, уведомить руанский суд, который пришлет сюда следователя.
– Я уже думал об этом, – отозвался господин Фовель. – Но давайте уйдем отсюда: при виде этой плачевной сцены у меня дрожит рука.
– Идемте…
В портфеле у предусмотрительного мэра имелись все необходимые принадлежности для письма. С помощью мирового судьи, который сохранил присутствие духа, господин Фовель вскоре написал краткое, но отчетливое донесение о происшедшем и адресовал его прокурору республики в руанский суд. Сделав это, он вынул из жилетного кармана великолепный хронометр, которым любил похвастаться перед другими при всяком удобном случае.
– Без двенадцати минут девять, – произнес он и обратился к начальнику жандармов: – Господин бригадир, пусть один из ваших людей отправится ко мне.
– Хорошо, господин мэр, вот Николя Брюске.
– На моем дворе он найдет тильбюри[5]. Он тронется в путь вместе с моим слугой, Жаном-Мари… Моя кобыла, Помпонетта, доставит их в Малоне за пятьдесят минут… Вы знаете, без сомнения, месье бригадир, что моя Помпонетта – лучший рысак во всем округе! – не упустил случая похвастаться почтеннейший мэр Рошвиля.
– О да, господин мэр, я всегда готов засвидетельствовать это.
– Итак, без четверти десять Николя Брюске отправит в Малоне телеграмму… Моя телеграмма