Граф Керу хотел в последний раз прильнуть губами к этому лбу, которого никогда не омрачала дурная мысль. Но почему же граф вдруг замер и так и остался стоять в этом неудобном положении, вытянув шею вперед?
В этот миг с ним происходило нечто странное. Он смотрел на это неподвижное лицо, на эти полуприкрытые веки и внутренне содрогался. Губы его плотно сжались, он чувствовал какое-то непреодолимое отвращение. Дрожа всем телом, граф не переставал задавать себе вопрос, не был ли он сам невольным виновником несчастья? Почему это лицо вдруг приняло строгое, почти грозное выражение? Эти глаза, всегда такие добрые, леденили его теперь… Не отталкивала ли его покойница?
Перед этой бедной девушкой, которую он так любил, которую теперь оплакивал кровавыми слезами, он, сам не зная почему, испытывал какой-то ужас. Падая на колени, он вскрикнул:
– Элен! Элен! Неужели ты прокляла меня, умирая?
– Боже мой! – раздался голос позади него. – Что вы такое говорите, граф!
Быстро поднявшись, господин Керу обернулся. Перед ним стоял Лантюр. Старый матрос был неузнаваем – за несколько часов он постарел лет на десять. Горе и гнев страшно изменили его лицо.
– Зачем ты пришел? – с негодованием в голосе спросил граф. – Я же приказал оставить меня одного.
– Так и есть, капитан, – повесив голову, ответил Лантюр. – Но я не мог сдержаться и сказал себе, что не хорошо оставлять вас одного в такое время. Я знаю, каково это – страдать в одиночестве, потому и пришел. И правильно сделал. Вы так несчастны, что сердитесь даже на своего старого Лантюра.
Услышав этот милый сердцу голос, граф раскаялся в том, что выразил недовольство.
– Это правда, – произнес он, – я виноват, мой добрый друг, мой старый боевой товарищ. Ты правильно сделал, что не оставил меня одного.
– Но что это вы такое говорили, когда я входил в комнату? Право, я слышал удивительные речи!
Граф ничего не ответил, лишь молча подвел матроса к телу девушки.
– Посмотри, – сказал он, – посмотри на это лицо, еще недавно сиявшее молодостью и красотой, и скажи, не кажется ли тебе, что теперь оно выражает угрозу? Не посылает ли оно мне проклятие?
Лантюр долго всматривался в лицо умершей.
– Все ясно, – отозвался он наконец. – Бедная мадемуазель Элен видела убийцу в тот момент, когда он стрелял в нее, и потому на ее лице запечатлелось выражение ужаса, который она испытала. Да-да, мне не раз приходилось видеть это в бою. У меня был друг, но его убили… Это был отличный человек, весельчак. Он постоянно забавлял нас своими рассказами. Но, когда этот проклятый мальтиец раздробил моему другу череп, его лицо стало страшно сердитым…
Граф покачал головой.
– Да-да, ты прав, – согласился он. – Я рискую показаться смешным, однако все равно скажу тебе как старому товарищу…
– Говорите, капитан, на сердце становится легче, когда все выскажешь.
– Знаешь, – шепотом начал граф, приблизившись к Лантюру, – знаешь, какая мысль пришла мне в голову?
– Нет, капитан.
– Мне