такого… Чего-нибудь питьевого. Стакана воды, если быть точным…
– Кока-колы? На кухне была где-то бутылка.
Луиза поднесла ладонь ко рту и затряслась немым смехом. Робер, всадив кулаки в карманы брюк, тоже в открытую ухмылялся.
– Вы меня, по-моему, за кого-то другого принимаете, – сказал американец. – Я не из той Америки родом и уже пять лет как живу в Европе.
– Понимаю, – кивнул Петр. – Тогда чего вам дать, минеральной воды?
– Робер, принеси ему «швэппс» из холодильника! – приказала Луиза. – А ты давай-ка, пробуй, пробуй галстуки! Не умрешь за пять минут от жажды.
Чтобы ускорить процедуру, Луиза подступилась к американцу вплотную и поднесла к его горлу галстук с мелким кофейным рисунком.
– Нет, этот не годится, – заключила она. – Красный с узорами еще хуже – в глазах рябит. Давай-ка вот этот попробуем. Только сними, ради бога, свой чепчик! Ну что ты как маленький? Тебе сколько лет?
Охотно повинуясь, американец смахнул с головы кепи и обнажил коротко остриженную, желтую, как сено, челку.
– Нет, без пиджака у тебя вид голкипера из студенческой сборной, – сказала Луиза. – Пэ, у вас, по-моему, одинаковый размер.
– Мой пиджак на него не налезет, – усомнился Петр, озирая гостя как нечто неодушевленное. – В плечах будет маловат.
– Ничего. Потерпит.
Петр отправился наверх за пиджаками…
Через четверть часа все четверо, уже при параде, стояли перед калиткой и обменивались вопросительными взорами. Американец и Робер дожидались от Луизы очередной команды.
Петр держал в руках ящик с вином – о настоящем подарке, увы, не позаботился, и ничего лучшего, чем вино, наспех всё равно было бы не придумать, – а в придачу к бутылкам нарезанный в саду, пышный букет роз. Бледно-желтые, с сиреневыми оплывами по контуру бутонов, розы на метр вокруг благоухали и поражали своей райской девственностью.
Луиза осталась в том же платье с воланом. Волосы прибрала в обычный пучок. В сочетании с платьем и с ярко накрашенным ртом, слегка растрепавшийся пучок придавал ей что-то неожиданно женственное, немного старившее ее, но как-то очень кстати. И не потому, что это ей очень шло, а потому что это придавало всей компании хоть какую-то благопристойность.
Никто из четверых не ожидал оказаться в столь многолюдном дворе. Вокруг столов с белыми скатертями, которые были расставлены вдоль туевых кустов и уже были накрыты и ломились от посуды, бутылок и ваз с цветами, толпилось человек пятьдесят приглашенных.
Петр узнавал немногих: актрису Бельом, соседку, с красными больше обычного, распущенными до плеч волосами, двух сослуживцев хозяина, приехавших с женами, парижскую компаньоншу хозяйки, бледнолицую брюнетку средних лет, одетую в черную, туго облегающую пару, которая блуждала между гостями раскованным аллюром. Кроме них – двоюродного брата хозяина, плотного белобрысого тюфяка, своей розовой сконфуженной миной выдававшего в себе человека неумного, но добродушного, двух пожилых