праха своим дыханием, значит, я могу этим дыханием оживить прах окружающего мира, потому что я отделен от него своим дыханием».
Всякая онтология – сплошная тавтология, а потому переход от праха к дыханию и от дыхания к праху может быть безнадежно бесконечным.
Но человек дышит не столько воздухом, сколько надеждой.
И тот, кого мы привыкли называть Адамом, уже не зверь троглодитствующий, а человек, потому что живет надеждой, живет ожиданием чуда спасения. Он терпеливо ждет, замерев сердцем и затаившись в ненапряженном покое, так похожем на обреченность как на обрученность с судьбой.
И он спасается – появляется летучая мышь, сквозняк или еще что-нибудь, неважно, каких размеров и какой степени одушевленности: человек становится не просто надеждой на человека – он становится человеком, потому что то спасительное, за чем он потянулся и пошел, он назвал для себя Богом. Он только тогда и стал человеком, когда выделил овнешненное от себя в Бога и перенес на него всю ответственность за себя и свое спасение.
И в благодарности, он идет за своим призванием, свистящим, журчащим, хлопающим крыльями или переборками, либо совершенно безмолвным, но явственным, и шепчет «Неисповедимы пути Твои, Господи, спасибо Тебе за это!» И первым доказательством существования Бога человек полагает очевидное для себя: отделение света от тьмы, появление луча выхода из пещеры.
И тот, кого мы привыкли называть Адамом, все-таки вышел из тьмы и тишины пещеры, из пустоты своего пребывания в неизведанном, в блистающий мир и вернулся в свою стаю – но уже человеком, отличаясь от родственного зверья не анатомически или, не приведи Господи, трудолюбием, а опытом пребывания в небытии и пустоте, ощущением отделенности себя и от внешнего мира и от Бога, который не есть ни внутренний и ни внешний мир, а есть нечто большее и всеобъемлющее оба других. Он сам себя сделал игрушкой – послушной или строптивой – Бога, которого, может быть и нет вовсе, но это так несущественно и неважно.
И, выбрав себе подругу, он поведал ей невнятное знание о невидимом, но вездесуще помогающем Боге, и это их интимное знание отделило их из стаи оголтелого зверья и помогло удалиться из беспечного, но опостылевшего Рая.
Чёрная Пятница
На пятый день Сотворения мира, стало быть, в четверг, «И сказал Бог: да произведет вода пресмыкающихся, душу живую; и птицы да полетят над землею, по тверди небесной. [И стало так.] И сотворил Бог рыб больших и всякую душу животных пресмыкающихся, которых произвела вода, по роду их, и всякую птицу пернатую по роду ее. И увидел Бог, что это хорошо. И благословил их Бог, говоря: плодитесь и размножайтесь, и наполняйте воды в морях, и птицы да размножаются на земле. И был вечер, и было утро: день пятый.» (Быт. 1. 20—23). И это действительно было так хорошо, что Создатель умилился и заплакал от красоты этого мира, а слёзы те стали алмазами.
И так Он от этого умиления расслабился, что шестой день явно не задался и столько в этот