гонка за ней, поглощающая много сил, времени и средств – вообще некоей разновидностью умственного расстройства. Впрочем, относительно безобидной. Бывают случаи куда тяжелей – например, фанатизм по отношению к артистам, футбольным командам и прочим кумирам.
Никогда не испытывал я и коллективного опьянения какими бы то ни было шоу, представлениями и прочими мероприятиями с собранием больших масс народа. Ощущение личной отгороженности от всех не покидало меня и там, хотя со всех сторон был окружён возбуждёнными людьми. На рок-концертах, стадионах и митингах бывать приходилось. Но никогда не возникало желания слиться с экзальтированной толпой, двигаться в такт с ней, вздымать руки в общем жесте, что-то вопить хором, скандировать и т. п. Мне это попросту не передаётся, у меня к таким вещам некий врождённый иммунитет. Когда подобное начиналось вокруг меня, всегда возникало только одно желание: поскорее убраться оттуда. А с возрастом я всё меньше люблю бывать там, где собирается толпа. Обычно ничего хорошего там не происходит – по крайней мере, для меня.
И вообще я думаю, что человек стремится в толпу, если в нём возобладали отнюдь не самые светлые стороны его натуры. Совершать гадости, вообще чувствовать себя скотом, легче за компанию. И наоборот: лучшее в себе человек взращивает, находясь в одиночестве. Хотя не надо забывать и об исключениях: маньяки и некоторые террористы ведь тоже одиночки.
Никогда у меня не возникало желания вступить в какую-либо партию, присоединиться к какому-то общественному движению, поучаствовать в какой-нибудь коллективной акции. Мне всё это абсолютно чуждо. Даже больше скажу: мне не понять такого желания у других людей. Верней, понять-то могу: мотивация таких поступков глубокого анализа не требует. Но испытывать самому – это уж вряд ли.
Где и когда бы я ни находился: в институте, армии, на работе – никогда не воспринимал как обязательный пример для подражания, как эталон поведения то, что делают все или большинство. Причём не из какого-то сознательного принципа противоречия, а просто инстинктивно. Насколько это было возможно, я старался поступать так, как говорил мне некий врождённый инстинкт психологической автономии – я бы его назвал так.
*
Наверное, этим же инстинктом обусловлено моё прохладное отношение к некоторым произведениям литературы и искусства, общепризнанным в качестве великих или выдающихся. Часто слышу или читаю восторженные отзывы о том или ином творении – книге, фильме, картине и т.д., но, будучи знакомым с ним не понаслышке, никак не могу разделить этих восторгов, пусть их хоть весь мир повторяет. Меня они оставляют совершенно равнодушным или даже вызывают различную степень неприятия. Конкретно не называю – их много, долго перечислять, к тому же нужно в каждом случае объяснять, почему. Да и, как говорит ведущий одной известной телепередачи, «не хотелось бы никого обижать».
Допускаю,