насколько она удалена от берега?
– Судя по масштабу, должно быть, милях в восьми, не меньше.
– Действительно так. Вы, вероятно, знаете эту деревню?
– Увы, я даже не слышал о ней.
– Однако, сверяясь с этой подробной картой, вы дойдете до нее, не заблудившись?
– О, конечно!
– Это нам и нужно. Будьте готовы к шести часам. Перед отправкой Борк скажет вам остальное.
– Слушаюсь, капитан.
Я поклонился ему и лейтенанту и вышел на палубу. Прежде всего я взглянул в ту сторону, где оставил все, что мне было дорого. Город жил своей обычной жизнью, а те, кого я искал, уже исчезли. Итак, я оставил на берегу часть своего существования. Это была моя золотая юность, проведенная среди цветущих лугов, согретая теплым весенним солнцем, озаренная любовью близких. Но все осталось позади – начиналась другая, неведомая мне жизнь.
Прислонившись к мачте, я стоял, погруженный в печальные размышления, как вдруг кто-то слегка ударил меня по плечу. Это был один из моих новых товарищей, юноша лет семнадцати-восемнадцати, который, однако, служил на корабле уже три года. Я поклонился, он ответил на мое приветствие с обычной вежливостью английских морских офицеров, а потом сказал с полунасмешливой улыбкой:
– Мистер Джон, капитан поручил мне показать вам корабль от брам-стеньги[7] большой мачты до порохового погреба. Поскольку вам, вероятно, придется пробыть на «Трезубце» несколько лет, то, думаю, вы будете рады познакомиться с ним поближе.
– Хотя «Трезубец», полагаю, такой же, как и все семидесятичетырехпушечные корабли, и оснащение его ничем не отличается от других, однако я буду очень рад осмотреть его вместе с вами и надеюсь, что мы не расстанемся, пока я буду служить на «Трезубце». Вам известно мое имя, теперь позвольте мне спросить, как зовут вас, чтобы знать, кому я обязан первым, столь ценным для меня, уроком.
– Я Джеймс Больвер, воспитывался в лондонском морском училище, вышел три года назад и с тех пор участвовал в двух походах: один к Северному мысу, другой в Калькутту. А вы, верно, тоже учились в какой-нибудь подготовительной школе?
– Нет, я воспитывался в колледже Гарро-на-Холме и три дня назад впервые в жизни увидел море.
Джеймс невольно улыбнулся.
– В таком случае я не боюсь вам наскучить, – сказал он, – все, что вы увидите, будет для вас ново и любопытно.
Я поклонился в знак согласия и пошел за моим проводником. Мы спустились по лестнице и оказались на второй палубе. Там он показал мне столовую футов в двадцать длиной, она оканчивалась перегородкой, которую на время сражения можно было снимать. Потом в большой каюте за этой перегородкой я увидел шесть разгороженных парусиной каморок: это были офицерские спальни. Их также в случае нужды можно было убирать.
Перед этой каютой разместились каюта гардемаринов, кладовая, а под баком – большой камбуз и малый капитанский, по правому и левому бортам – великолепные батареи, каждая в тридцать восемнадцатифунтовых пушек.
С этой палубы мы спустились на