несколько сорочек, спортивный костюм и смену белья. Пальто, которое ему очень нравилось, он решил оставить, тем более что ничего более подходящего для себя не нашел. В соседнем магазине Андрей купил продуктов в дорогу. На первое время он обустроился, о дальнейшем же старался не думать.
Поезд тронулся, и он позволил себе расслабиться. Достал из сумки несколько вакуумных упаковок с мясной и рыбной нарезкой, буханку пшеничного хлеба и бутылку коньяка «Ахтамар». Не особенно доверяя надписям на этикетке, гарантирующим высокое качество напитка, он откупорил бутылку, поднес горлышко к носу, вдохнул полившийся наружу аромат и плеснул немного на дно стакана. Затем, не спеша, вскрыл упаковки с нарезкой, разложил закуску на тарелки, заблаговременно позаботившись запастись ими у проводника, и оглядел образовавшийся натюрморт. Любоваться было нечем – не Париж и, уж тем более, не милый его сердцу Брюссель. Но, главное, что уж точно не зэковская столовая с ее неистребимым запахом подгорелой перловой каши и пережаренной в прогорклом масле рыбы.
Андрей поднял стакан, на треть наполненный янтарной, но все еще вызывавшей подозрения жидкостью, посмотрел сквозь нее за окно и поднес стакан ко рту.
– Ух! – раздалось откуда-то сверху. От неожиданности Андрей вздрогнул всем телом, рука его со стаканом резко дернулась, коньяк выплеснулся и растекся по коленям. Купе заполнилось специфичным запахом. Он оторвал взгляд от своих ног и поднял голову. Сверху, из багажного отсека на него летел свернутый в рулон матрац. Андрей непроизвольно подставил локоть, и матрац, ощутимо ударив его по руке, свалился на пол. Следом за ним из темного провала появилась обросшая многодневной щетиной физиономия человека неопределенного возраста, перепачканная вагонной пылью с набрякшими мешками под глазами. Мужчина затравленно оглядел купе и, убедившись, что кроме них здесь никого нет, ящерицей скользнул на пол.
– Ну, что уставился? – зыркнул он на Андрея. – Наливай!
Тот не пошевелился. Мужик протянул грязную, с обломанными ногтями лапу к бутылке и, прижав горлышко к губам, запрокинул голову.
– Будь здоров!
В несколько глотков уменьшив содержимое бутылки на четверть, он уселся напротив таращившегося на него во все глаза Андрея, отломил от буханки кусок с поджаристой коркой и принялся жадно жевать.
Для Ягненкова, пообтершегося среди контингента колонии, такая манера поведения была не в новинку, и не бесцеремонность незваного гостя его поразила так, что он не мог вымолвить ни слова, а знакомый до отвращения запах камеры, который исходил от сидевшего напротив человека. Тот, кто хотя бы раз побывал на нарах, запомнит его до гроба. Он будет преследовать везде, даже в постели с женщиной, он может ни с того, ни с сего напомнить о том периоде жизни, когда женщины являлись только во сне. По этому запаху бывшие осужденные безошибочно узнают друг друга, кто бы и как бы ни пытался отбить его парфюмом. К незваному попутчику это не имело отношение.