какие-то чучела рептилий и куча всякой вычурной дребедени – все это и отталкивает, и привлекает – может, потому, что противоположно минималистской эстетике, к которой я привыкла.
– Мне нравится все это вуду на стенах, – говорю Джошу.
Но музыка так гремит, что он делает знак рукой, что ничего не слышит, и я наклоняюсь к самому его уху.
– Да, словно попадаешь внутрь трехмерной инсталляции, – кричит он в ответ. – У создателей этого интерьера была явная боязнь пустоты – ценофобия.
Искусствоведческий термин в устах Джоша звучит странно. Хотя… что я на самом деле о нем знаю? Сам он из себя изображает этакого грубоватого парня, но, думаю, он куда сложнее, чем хочет показать.
Мы снова выходим на Телеграф-авеню, и Джош поворачивается ко мне.
– Там, в баре, ты так на меня посмотрела…
– Да? И как?
– Когда я сказал про ценофобию – гадала, где я умных слов нахватался.
– Судя по всему, у тебя ученная степень?
Он смеется.
– Проучился два года в Калифорнийском колледже искусств, потом бросил. Не хотел быть учителем рисования, поэтому не видел смысла убиваться ради диплома. Так что я практически самоучка. Если меня что-то интересует, я в это углубляюсь. Шанталь была такой же. Говорила, что училась в университете Сан-Франциско, сразу на психологии и германистике, но когда умерли родители, решила уйти. Поехала в Вену, там познакомилась с опытной доминатрикс, пару лет брала у нее уроки, а затем вернулась сюда и открыла собственное дело.
Мы бредем в сторону Двадцать первой улицы, где расположены сразу несколько галерей. Гуляющих здесь уже меньше, зато рестораны и кафе переполнены молодежью. Посетители пьют, едят, кого-то уже тошнит. Из-за ночи музеев центр Окленда, где с наступлением темноты обычно становится опасно, сейчас полон жизни.
Джош кивает на стаю серо-голубых крупных птиц, рассевшихся на ветке дерева.
– Ночные цапли. Говорят, из порта их прогнали чайки. Они любят фонари, здания и людей, так что центр города пришелся им по вкусу. Гнездятся на деревьях юкка. Мне они скорее нравятся, но большинству – нет. Они производят дерьмо в немыслимом количестве.
– У птиц это называется гуано.
Он хохочет.
– Ну, как ни назови…
Разговор идет так хорошо, что я снова пытаюсь распросить его про Шанталь.
– Встроенные книжные полки в моем лофте – это она заказала?
Джош напрягается.
– Забавно, что ты спросила именно о них – их тоже я делал. У Шанталь была чертова куча книг.
– И все ушло на распродаже?
– Насколько я слышал, тематическая коллекция – да. Но у нее было множество книг не по специальности – хорошие серьезные книги. Думаю, она продала их местным букинистам.
На улицах – толпы: все желают приобщиться к искусству. Две соревнующиеся группы уличных музыкантов играют по обе стороны проезжей части, создавая странную какофонию. Рэпер, стоя на платформе грузовика, вымучивает из себя несуразные строки, а обдолбанная, анорексичного вида