Т. е. меня
нет, я отсутствие, нужно другого. Она не слушала, не могла подняться,
билась в истерике. Оставив ее там, я ушел.
В то же время пьяный Лапченко, вконец обезумев, искал ее по всему городу,
в самых недоступных местах, невзирая на спутников, которые, проводив Марину,
остались вдвоем. "Я убью ее", – повторял он, покидая препятствия, кусты, мрак.
Сент. 07
…Рабочий день подходил к концу. Отвлекшись, я посмотрел на часы. Близилось шесть.
Встав с доски, я пошел переодеваться.
Окт. 07
Вот так, сидя на полу, набирая строчки, другой же рукой обнимая пальцы
ноги, я вспомнил рисунок, достал с полки. Лист изображал остров. Губы
вбирали мир. Потоки времени бороздили плоть. Рука ложилась на пах, взамен
сокрытого став шестипалой.
Перевернув страницу прочитал:
Это ты.
Подсолнух с работы Ван Гога.
Идея хилая, но далась тяжело…
Такая вот странно-забавная проблема выбора [ между этим и еще одним -
"твоим подсолнушком"]. Конечно, отдавая дань твоей молодости и
многоплановости, стоило нарисовать тебя с целым букетом [эдакая
щедро-радужная вариативность, лишенная всякого деструктивизма], однако
....
Писать поздравление?
Я встал, заправил постель (после написания этого). Их поглотила Москва.
Нас больше нет.
P. S.
«И я был богом и боксером, а не поэтом… » – написал Рыжий. Он ушел, когда я стал студентом. Неостывшая классика. Он уступил место стихам, как старшим.
сент. 2007.
9. Петербург. Маяковский.
Дом Советов, выстроенный в тридцать первом, мрачно высился над головой. Тяжелые, пасмурные стояли сталинские дома. Артур ходил возле, на проспекте.
– Знаете, – обратился он внезапно к проходящей мимо женщине, – вы не в моем вкусе.
Женщина немного удивилась, но быстро вошла в роль:
– Ничего страшного, найдете другую.
– Нет, мне нужна вы. Я только что подумал о ночи в этом здании. Когда вы одни в нем,зная его историю, что здесь проходили люди, свидания и
– Молодой человек, вы интересно говорите, но, к сожалению, я тороплюсь. Может, вы хотите свидания?
– Обычно женщины так не говорят. Но подождите, Петербург, он петровский, достоевский, для меня – пушкинский: тот знал, во что вкладывать. Но Ленинград – сталинский, только.
– Может быть, но мне все-таки пора.
Женщина, лет тридцати пяти, прошла мимо.У фонтанов тусовались неформалы, прошли фанаты с пивом, крича на улицу "Россия для русских ". Артур замолчал, задумался. Он спустился в метро, поехал. Выйдя на Приморской, пошел.
Дул холодный береговой ветер. Поднявшись к себе на шестой, в гостиницу, он разделся, лег. Часы показывали девять. Ночь в Доме Советов резала сознание. Стучал дождь и кричали чайки, слетаясь к мусорке.
Маяковский предатель. Но он сам заплатил за предательство. Предал он в основном себя. В поэме "Про это", по смыслу – его лучшем послереволюционном произведении, Маяковский жестоко