от всяческих подлостей —
Все благое они сокрушат!
Нет надежды уже на спасение,
Белый свет поразбрызган. И тьма
Затопила поля и селенья,
Плачет скорбно Россия сама.
Не утешить ее и молитвой,
Вон свечою береза горит,
Это значит, что некому в битве
Супостата-злодея сразить.
Он высоко-высоко забрался,
Силы черные шлет наискось.
Я всю жизнь с ним безропотно дрался,
Да вот сделалась квелою кость,
И ослабли, раздергались мышцы,
Сломлен дух, не поднять мне меча
Головы своей высохшей выше,
Чтобы насмерть ударить сплеча.
Кто отважится? Кто помоложе,
Побойчее на рифму и слог?
Тот бездарен.
А этот не может —
От плохого вина занемог.
Только черная птица летает
Над безродной, поникшей страной,
Караулит она, ожидает…
Я худой погрозил ей рукой.
«Гляжу я на цветы, на небо и на воду…»
Гляжу я на цветы, на небо и на воду,
По росяной земле хожу я босиком.
«А дальше скажешь ты,
что любишь ты природу
И зорюшку встречаешь за лужком», —
Так усмехнешься ты,
по жизни строгий умник,
В газетах изучая товарооборот,
Зеленого отнюдь не слышишь всплеска-шума,
Как он идет по борам и «гудет».
И Боже упаси, тебе в упрек поставить
Твои заботы, будни – ведь они
Насущны и оправданы. Я славлю
Людей подобных в праздничные дни.
Ты видел сам: в твоем я магазине
Бумагу не однажды покупал,
И ручки, и стиральные резинки,
И уцененный брежневский пенал.
Все в норме жизни. То подъем. То под гору.
Препятствий нет. И вдруг десятки их.
И хочется сбежать хоть на недельку в город,
И там в трамвае пляшущем составить стих
О подлом ЖКХ и о «Газпроме» алчном,
О зверствах полицейских в сообществе людей.
Потом бумажку нанизать на пальчик
И пробежать бы по России всей!
Но я блефую. Между тем уродом
Себя не представляю нипочем.
…Гляжу я на цветы, на небо и на воду,
По росяной земле я шляюсь босиком.
«Я не то чтоб опешил и в шоке…»
Я не то чтоб опешил и в шоке…
Будто сердце корябает гвоздь.
Полосует мне сиверок щеки,
И калины мерещится гроздь.
О, как я далеко отдалился
От плетней, от избушки родной,
Где когда-то на свет появился
На виду васильковых полей.
Гнетом пала чужая округа,
Бренность гложет сознанье мое.
Тучи движутся страждущим цугом
И навязывают миру свое —
Ледяные изломы и страхи,
Угнетенные всхлипы дубрав.
Вон одна проявилася плахой:
Быть казненным мне —
прав