он изрек, что моего сына на небеса Бог забрал к себе в служители. «Забрал…» А Он подумал о живущих родных: что с ними станется?
Новоявленный «веропослушник» понуждает меня сходить в церковь и причаститься:
– Вот я в свое время исповедовался: имена тридцати женщин, с которыми я изменял жене, назвал.
– А мне какой резон? Рок свершился…
– Бог в райские кущи тебе врата откроет.
– Я согласился бы вечно кипеть в аду за полную земную (пусть в чем-то и грешную) жизнь Алеши.
Поп отпевал моего сына. Он так торопился, что то и дело сбивался, не договаривал слова, бормотал невнятное, беспорядочно размахивая дымящимся кадилом. Нет, он не священнодействовал, а в прямом смысле, зарабатывал: сейчас – здесь, через полчаса – в другом месте.
Гости из города. Супруги. Знакомые моей жены. Выкладывают из сумки гостинцы.
– А вот и сюрприз!..
Разворачивают бумажную обертку: плоский массивный квадрат из нержавейки. С надписью… для обелиска на могиле Алеши. Буквы крупные, грубо «начертаны» электросваркой. Я глянул и – как ножом полоснуло по сердцу: зачем?! кто просил?!
Валерка-бомж:
– Алексеич, угости сигаретой.
Даю. Курим. Он:
– Я знал твоего сынишку – хороший был… Даже не могу представить, каково тебе без него!
А на Украине пытают нужду брошенные им двое малышей.
Узнав о моем горе, женщина испуганно перекрестилась:
– Ох, не приведи, Господь, такое!
Она видела только себя. А я… вроде бы и не человек.
С приятелем выпивали у меня дома. Нагрянула жена. Не терпящая всякое застолье с горячительным, взбеленилась, взбесилась! И – понесло ее! Железным ковшом стала охаживать меня! Ругаться! Я не защищался. Смиренно подставлял ей то голову, то спину. Боли не чуял. И угрызений совести. Ничего.
Кто-то похитил моего кота Сеню. Через местную газету я дважды взывал, просил, убеждал, что он не принесет даже малой радости. Во-первых, потому что украденный. Во-вторых, в трагическую мою годину, находясь со мной рядом, животное вобрало, впитало в себя сердечную боль хозяина.
Увы, не вернули.
Жаль. А особенно «неосторожного человека».
Мои сны:
Смеющийся козленок пляшет на моей груди…
С открытыми глазами Алеша лежит у порога. На сквозняке. Говорю ему: «Иди на диван. Здесь простудишься». Но он будто меня не услышал…
Он сорвался в глубокую яму. Я попытался его спасти. Но из темной глуби неожиданно хлынул поток воды…
Девочка кормит мужчину жовками, как малого ребенка. На них пристально смотрит Алеша…
Алеша рвет со своей калины ягоды. Ест. Какой-то чужой человек помогает ему нагнуть ветку…
Идем с ним по улице. Мне радостно: он жив! Мысленно удивляюсь: а говорили, что его нет! Вдруг через мгновение он исчез! Я озираюсь! Кричу! Зову! Люди отчужденно-непонимающе сторонятся меня…
Комната. Алеша. Бледный. Здесь же моя мать. С укором говорит