женщина со светлыми волосами. Она была очень похожа на тебя, но она не способна была сделать то, зачем её отправили ко мне. Она не смогла принести мне кролика, потому она до сих пор там, где я оставил её. Сидит на корявой трухлявой скамейке у пруда и всё повторяет один и тот же стишок. Я пытался слушать её, но строчки того стишка всякий раз ускользают от меня. Растворяются, уносясь с порывами ветра.
– Эта женщина… Она… Ты говоришь о моей маме? Скажи мне, где она? Где ты её оставил?
– Принеси мне кролика! – взорвался он так внезапно и громко, что у меня даже дыхание перехватило от испуга. В следующее же мгновение рука его с почти оторванной кистью взметнулась вверх, и я с ужасом подумала, что сейчас то, она точно оторвется, прилетев мне прямо в лицо, но этого не случилось. Мальчишка с грохотом ударил ею по полу, по мирно сидящим на нём бабочкам и раздавил ладонью не меньше десяти из них.
– Твою мать! – выругалась я, пятясь назад, – Ладно, ладно. Я принесу. Не нужно так кричать, а то у меня сердце остановится. Я сейчас. Мигом.
– Мне некуда бежать. Не беспокойся, я дождусь тебя. – Уверил он меня.
Понятия не имею откуда ему было известно о клетке стоящей в глубине кладовки, но, похоже, этому разлагающемуся сорванцу было известно вообще всё. Я вспомнила, как когда-то, в той клетке сидели два попугайчика. Самочку с жёлтым оперением звали Донной, а самца с голубыми перьями – Микки. Старуха свернула им обоим шеи, я уж и не помню почему, но точно знаю, что с тех пор птиц в нашем доме больше никто не заводил, да и тех принесла тётка, поставив тайком на стол в моей комнате.
Я нашла её – увитую паутиной, с помятыми прутьями, так быстро, словно запихала её туда всего неделю назад. Безглазый заяц действительно сидел внутри и будто бы смотрел на меня. «Ты чего так долго?» – говорили его отсутствующие глаза – две дыры на порванном меху, но я предпочла не отвечать на его немой вопрос.
Сначала маленький замочек на дверце не хотел отпираться, но я открыла его, хоть руки мои и тряслись от напряжения. С силой раскрыла маленькую дверцу и, сунув руку внутрь, попыталась дотронуться до игрушки. Но кролик, как и мальчишка, оказался бесплотным. Не кролик – просто серая дымка. Секунд десять, я смотрела на него ошалело, пытаясь понять, что же я делаю. А затем увидела, как плюшевый неодушевлённый предмет расплылся в диком оскале, отчего швы на его щеке потрескались и разошлись. Я заверещала, не знала, что способна на подобные звуки, отшвырнула клетку в темноту кладовки и со всех ног понеслась обратно к мальчугану.
– Я не смогла. Он… он такой же, как и ты. Я не смогла до него дотронутся. Он оскалился на меня. Жутко страшно на меня оскалился, так, что все швы полопались на его щеках.
– Это странно, – задумчиво проговорил мальчик, а потом вдруг захныкал сильно чем-то расстроенный. – Ты должна была его поднять! Почему же не можешь?!
– Я… извини. Я попыталась…
– Может