всегда оставались свежи. Чтобы сердце кровью обливалось. Такой роскоши, как зарубцевавшиеся раны, он себе позволить не мог. Он продолжал заниматься этим делом, потому что понимал – еще до появления вампиров и всех разнообразных мутантов (любимый термин Бобби), жизнь была трудной и несправедливой, но не настолько, чтобы походить на отрывок из «Апокалипсиса». Непохожей на то, что их теперь ожидало.
Предчувствия относительно отдаленного будущего у него были такие же, как у Бобби. Расходились они в оценке ближайших перспектив. Глядя на пересекающих границу, Бобби видел одних вампиров, а Томпсон – обычных людей, боящихся голодной смерти не меньше, чем чудовищ.
Томпсон знал, на что люди способны от страха и голода. Томпсон устроился в Управление по борьбе с наркотиками, потому что видел семилетних детей, гибнущих от передоза, и порядочных полицейских, повешенных на эстакадах над автострадами после пыток. Тот, кто заявлял, что борьба с наркобизнесом – не война, наверняка сам грел руки на метадоне. Только в этой войне на поле битвы сражались обычные люди, как бы низко они ни пали. Наркота означала деньги, а деньги – власть, возможность мучить и убивать, вот и творили всякие зверства одни люди над другими.
Назревала новая война с совершенно новым, доселе неведомым врагом.
Один ученый, Лютер Суонн, выдвинул ряд теорий о том, кто они такие и откуда взялись. Это просто обычные люди, ставшие жертвами обстоятельств. Запущена цепочка трагических событий, и в результате получились чудовища. Как будто они были людьми с ограниченными физическими возможностями. На начальном этапе, когда проблема только была обнаружена, шли разговоры о поисках методов лечения. Когда стало ясно, что лекарство найти не удастся, предметами обсуждения стали терпимость и мирное сосуществование, словно вампиры и вервольфы стали просто новыми ингредиентами замысловатого блюда, варящегося в мировом котле. Да, «новообращенные» агрессивны и опасны, но ведь это не их выбор. Чтобы выкручиваться в своем «положении», им необходимы определенные ресурсы, помощь. И вскоре пошли разговоры об «обоснованной терпимости» к «несправедливо опороченным».
Как оказалось, слова остались пустыми. Бессмысленными. Вот почему выходка Томпсона в «Штыре» пришлась по душе Бобби. Как, собственно, и было задумано.
Томпсон зашевелился, увидев, что Бобби и другие байкеры, кроме него и Уокера, уже седлали мотоциклы. Уокер качал головой, глядя на Мануэля, который закатил истерику.
– Я тоже пойду! – вопил Мануэль.
Томпсон подошел поближе. Пигалица с недовольным видом собирала карандаши, раскатившиеся по асфальту во все стороны.
– Они на охоту собираются!
– Ты тоже пойдешь, когда подрастешь, – сказал Уокер. Он взглянул на Томпсона и мрачно улыбнулся. – Если к тому времени останутся кровопийцы.
Потом он сплюнул на землю.
– Мы тебе оставим одного, – пообещал Томпсон Мануэлю, и Уокер хихикнул.
– Издеваетесь, да? Я вам не сопляк! – закричал