вид Томпсон всегда напускал в присутствии байкеров. Спокойный, сдержанный. Это было похоже на вранье. Чем проще у тебя взаимоотношения с людьми, тем легче прикидываться. Он же не социальный работник, так какое ему дело до проблем Анхелы с Мануэлем? И все-таки на душе было неспокойно. Мануэль единственный до сих пор звал сестру Анхелой, хотя ей уже дали байкерскую кличку. До войны пятнадцатилетние девушки считались достаточно взрослыми.
Бобби ясно дал понять, чтобы к Пигалице никто не вздумал клеиться, но долго ли продержится это табу? Томпсон понимал, что для тех мужиков, что стервятниками кружат на ее горизонте, нет особой разницы, свежак им достанется или чужие объедки. В окрестностях Сонрисы выбор нынче небогатый.
До появления Томпсона в этих местах хозяйничала другая банда, «Короли пустыни», а у них были общие дамы в возрасте. Парни Бобби раньше тусовались с ними. Но потом «короли» перебрались в другое место. Томпсон точно не знал почему. Бобби говорил, что им тут наскучило, но по его тону Томпсон понимал, что не все так просто. Возможно, тут была замешана женщина. Или передел рынка сбыта наркотиков.
Мануэль обернулся к Томпсону и прищурился.
– Эй, рыжий черт, – съязвил он, коверкая кличку Томпсона. – Возьми меня на охоту.
– Не хами, – сказал Уокер, ткнув в него пальцем, и отошел к Пигалице.
Она как раз поравнялась с трупом, не оборачиваясь, рухнула на колени, зажимая рот обеими ладонями, и тут ее стошнило.
Уокер заботливо склонился над ней, но руки не распускал. Томпсон отметил это для себя. Мануэль рванулся к ним, и Томпсону пришлось решать, как быть дальше. Сделав выбор, он рванул за мальчишкой, схватил за руку и оттащил назад. Мануэль в ярости начал брыкаться.
Томпсону ничего не стоило сбить его с ног одним щелчком, сломать руку, ногу или даже хребет, словно тростинку. Но он держал его на расстоянии, пока мальчишка вырывался и махал руками, во все стороны брызжа слюнями.
– А ну пусти, козел! Я хочу мертвяка поглядеть! – орал он.
– Не смей мне грубить, – приструнил его Томпсон.
– Пожалуйста, дай мне посмотреть на мертвеца, – удивительно отчетливо по слогам процедил Мануэль сквозь зубы.
Все еще держа Мануэля, Томпсон взглянул на Уокера.
– Ой, да черт с ним, – пожал плечами тот.
– Нет. Ему лучше такого не видеть! – закричала Пигалица.
Но Томпсон уже отпустил Мануэля, и тот рванул вперед. Он упал на колени рядом с Пигалицей и уставился на мертвеца. С Уокером в этой странной семейной сцене их стало четверо. Томпсон сразу представил «Пьету» Микеланджело, скорбь и боль. Но здесь этого не было. Он держался поодаль, заглядывая в фургон в надежде выяснить, что же случилось с остальными пассажирами. А вдруг тот тип ехал один? Может, фургон сломался, он хотел его починить, а потом не вынес такого пекла и погиб.
«Ну что, угадал? Все так и было?» – мысленно спрашивал он грифов, круживших над ним в ярко-синем небе.
Они наблюдали за ним, как бы говоря: «Да сдохни ты уже».
– 2 –
У мертвеца не