и не видно почти. А потом, по спирали, голуби слетали вниз, садились на конёк крыши, на Стёпкины плечи и голову. И счастливый Стёпка, взяв их клювы губами, поил их изо рта и кормил припасёнными хлебными крошками, которые всегда были у него в карманах.
Друзья, как правило, собирались после службы у Дрозда в избе. Там им никто не мешал, и за разговорами помогали хозяину мастерить новые клетки. Клетки Стёпка тоже продавал на рынке.
Фёдор сразу взял всех троих в оборот. На службе для него не существовало ни родственных, ни дружеских связей. Спозаранку, в первом часу дня, начиналась муштра5.Никогда Фёдор не повышал голоса. Говорил не торопясь, не громко, только то, что нужно сказать. Каждое сказанное им слово было к месту и имело значение. Другие десятники кричали, матерились, размахивали руками. Фёдор, если новик что-то не понял, повторял, объяснял, добиваясь того, чтобы все действия были осмысленными. Если кто-то всё же выводил его из себя, то Фёдор начинал говорить ещё тише, ещё больше растягивая слова. И горе тогда непонятливому стрельцу, тяжёлый как свинчатка кулак быстро приводил в чувство любого неслуха. Не раз, только заслышав его сипловатый голос, молодые стрельцы сами собой подтягивались. Был и ещё один признак, надвигающейся бури, о котором знали все. Если Бирюк начинал поглаживать свой вислый ус, пропуская его межу пальцев – берегись. И горе тому, кто по злому умыслу или скудомыслию наносил Фёдору оскорбление. Его голубые глаза, становились льдисто холодными, речь нарочито вежливой, а слова растянутыми. И если обидчик не приносил извинения, жизни его грозила смертельная опасность, ибо саблей владел Фёдор даже лучше, чем кулаком.
Сложную военную науку постигали долгими, упорными тренировками. Ивану она давалась легче и быстрее, чем другим его товарищам. Но и он, приходя домой, валился первое время без сил.
Занятия со стрельцами проводились на замёрзшей глади Москва реки. Целый день, от зари до зари, с небольшим перерывом в полдень, новобранцы шагали в ногу, перестраивались по команде десятников. Вначале обучение движениям проходило в десятнях. Ходили в ногу, нешироким шагом, стремясь не поломать линию, учились поворотам. Когда молодые стрельцы освоили эту премудрость, перешли к более сложным занятиям в составе сотни. Сотня должна была уметь быстро разворачиваться в линию по четыре шеренги, а затем перестраиваться в колонну по четыре. Колонной передвигались, линией же оборонялись и наступали. Самыми сложными были маневры всем приказом. Десятники ругались, сотники и пятидесятники бегали вдоль строя, кричали, размахивали руками, давали кому-то зуботычины. Но обычно это помогало слабо, при ходьбе строй постепенно нарушался, искривлялся, и, в конце концов, линия разрывалась. Допускать этого было никак нельзя, в настоящем бою, враг сразу же воспользуется оплошностью, прорвёт строй, окружит, ворвётся в ряды и поминай, как звали.
Учились стрелять шеренгами. Было два основных варианта, когда оборонялись и когда наступали. В первом случае,