Это же разведка. Вот мы с Сафоновым можем. Больше сил и не надо, они ещё пригодятся.
– Поучает, значит, пришёл в себя, – это опять особист, так бы и дал в морду… Но не лучшее это дело, бить особиста. Он, гад, злопамятный. А его чин лейтенанта НКВД равен армейскому капитану.
Петров показывает на карте район, и я иду искать Серёгу. Чайки наши уже заправлены и патронов добавили, и мы взлетаем. Руки всё делают сами, на автомате. Мотор орёт, так что теперь я как бы в одиночестве, никого не услышу. И встречный ветер как бы выдувает что-то из головы, я снова начинаю соображать. Вот почему я так плохо воевал? Готовился, готовился, а как дошло до дела… Ведь я даже не знал количества врагов. Плохо видел, где они и что делают. Точнее, видел не всех. А главное… что я вообще делал? Взлетел навстречу – очень красиво. Если бы дальше всё шло само собой. Я ведь ничего не планировал, и в решающий момент не знал, что делать. Вот что я сделал? Два раза развернулся навстречу атаке сверху. Ну, это вынуждено, просто реагировал. Ещё два раза пытался сблизиться, но не смог. Итак, получается: у меня никакого плана, инициатива полностью на их стороне, я только реагирую. Атаковать я не могу, не хватает скорости. В общем, надо что-то придумывать, буду действовать инициативно – вот и буду знать, что делать.
Граница здесь проходит по реке Прут. Река немаленькая. Из любимой книги детства "Дымное небо войны" Речкалова я помню, что в первые недели румыны, вроде как, мало что могли сделать. А Речкалов месяц воевал до ранения. Потом немцы севернее здорово продвинулись, и пришлось отступать. Значит, разведка моя бесполезна – если известно, что ничего особенного не произойдёт, то командование зря боится.
К моему удивлению, на реке суета. Румыны строят переправу, кажется, понтонную. Вот и зенитки по нам стали стрелять, эрликоны. Пренебрегать безопасностью я не собираюсь, и тут же противозенитный маневр делаю. В общем, можно и улетать, главное разведано. Но у меня накопилось столько злости… На том берегу румын много, а местность открытая. Пикирую на самую большую толпу, и жму на гашетку. Вот против пехоты четыре скорострельных пулемёта – это хорошо. Их как дождём пулями поливает. То есть, восемь пулемётов – Серёга тоже стреляет. А уходим правым виражом. Первый раз вижу, что это и вправду неожиданно – зенитки нас потеряли, и только вдогонку стали стрелять, но мы уже ушли из зоны поражения. А самолётов вражеских не видно, как и наших.
Докладываю в штабе Назарову, показываю на карте место переправы. А вот когда сделают – не могу оценить. Немцы, кажется, за считанные часы делали, но это румыны.
– Вы там постреляли по пехоте, вроде, успешно?
– Откуда знаешь?
– Там пост ВНОС, они видели.
– А зачем тогда разведка? Они переправу разглядеть не могли?
– Так приказ. Начальство любит всё проверять.
Больше заданий пока нет, иду к самолёту. Его уже заправили, заряжают пулемёты. А неплохо бы их ещё и почистить. Обычно оружейники подчёркивают, что не подчинены мне, но тут начинают чистить пулемёты. Уж не знаю, почему. Может, потому, что я летал в бой,