за драгонетами, уступая место оставшимся.
Когда трое менее обеспеченных детей Бона вошли в пещеру, Пенн почти рыдал, потому что теперь в ней оставалось меньше половины тела их отца, которую им предстояло поделить между собой.
II. Некоторые далеко ведущие решения
5. Иск Эйвана
– Нас ограбили, – взорвался Эйван, – отняли наше наследство, лишили того, что следует нам по ясной воле нашего отца, и я этого так не оставлю.
– Никакими силами невозможно вырвать нашу долю из брюха Сиятельного Даверака, – заметила Селендра.
– Я бы вырвала, если б могла… и тот огромный кусок из брюха Беренды тоже, – добавила Эйнар. Нарочитая дипломатичность сестры прогневала Эйнар больше, чем беззастенчивость ее зятя. Сиятельный Даверак хотя бы Сиятельный, но Беренда-то по рождению не выше самой Эйнар. Вот какое могущество уже в те дни давал титул Сиятельного, по крайней мере в глазах юных дев и наиболее впечатлительных фермеров.
Как можно понять из этих речей, все три младших отпрыска отведали, пусть и не досыта, останков отцовского тела и почувствовали силу и мужество, что дает такое пропитание. Все трое уселись на высоком уступе, будто собирались сорваться с него и взмыть в пустоту, хотя и не имели такого намерения. Они пришли сюда, чтобы попрощаться с сестрой. Беренда и вся ее свита уже отбыли в Даверак – Сиятельный и Сиятельна на своих крыльях, прочие же по земле в повозке. Эйнар должна была отправиться с ними тем же вечером, но умоляла задержать ее отъезд. Беренде, напротив, не терпелось уехать, и она уговорила мужа согласиться на это. Сиятельный Даверак для виду поломался, но все знали, что только для виду, поскольку он в любом случае должен был скоро вернуться, чтобы официально вступить во владение поместьем, и мог бы легко сопроводить Эйнар в Даверак после этого.
Тонкая кожица вежливости, затянувшая глубокие раны гнева, выдержала сцену прощания. Как только Сиятельные Давераки отбыли, Пенн повел Фрелта вниз к выходу через дверь для пастора и других нелетающих, чтобы пожелать ему доброго пути и поскорее выпроводить. Трое других оставались на месте, с трудом сдерживая гнев, глядя на хорошо знакомый им вид, который они скоро покинут навеки.
Воспламеняя изгибы и петли реки, к западу от долины в сиянии облаков садилось солнце, все еще слишком яркое для них, так что глаза приходилось прикрывать внешними веками. Заканчивался последний день месяца Верхолетье. Квадратные поля с хорошо принявшимися посевами раскинулись под ними, как лоскутное одеяло, отороченное зазубринами живых изгородей. Там и сям виднелись коровники и свинарники для скота – низкие строения, крытые черепицей кирпичного цвета. Драконьих жилищ среди них не было, потому что по давно заведенной традиции фермеры в Агорнине жили на выделенном для них участке в пределах поместья досточтимого землевладельца. Невидимые птицы пели закатную песню. Ее подхватывали блеянием редкие овцы на нижних склонах холма. Беренда и Даверак поймали сильный попутный ветер по дороге на юг и уже почти совсем скрылись