глянув на брата, допив до дна рюмку и вытерев губы салфеткой, менторским профессорским тоном произнёс:
– Фельетон озаглавлен «Не всегда тащи из воды то, что там плавает» и повествует нам, как известный гипнотизёр Осип Фельдман, наслаждаясь природой на берегу моря, около Сестрорецка, вдруг увидел, что с мостков упал в воду старик в длинном пальто, и кинулся спасать его.., и знаете, кого вытащил из воды?..
– Какого-нибудь пьяного профессора Санкт-Петербургского университета, – облокотился на спинку стула Максим Акимович.
– Нет! Вашего сподвижника и царского наставника, обер-прокурора Святейшего Синода Константина Петровича Победоносцева, – многозначительно оглядел общество.
– Должна быть и от жидов какая-то польза, – подвёл итог сказанному Рубанов-старший.
– Что значит от жидов? – вскипел праведным гневом Георгий Акимович, холодными серыми глазами разглядывая брата. – И пользы России они принесли не мало… Развивают промышленность и экономику, а сколько их в науке и искусстве…
– А сколько их в террористах и врагах государства?! – невозмутимо глянул на брата добрыми, голубыми глазами Максим Акимович.
Ему не хотелось сегодня споров. Как всё прекрасно прошло в их первую встречу после Ливадии.
Но брат был другого мнения.
– Кого ты имеешь в виду? Договаривай, коли уж начал.
– Да хотя бы Веру Засулич, – вздохнул Максим Акимович: «Не дают сегодня спокойно пообедать».
– Так суд присяжных под председательством Анатолия Фёдоровича Кони вынес вердикт: «невиновна» и полицейская карета уехала пустой, – радостно потёр холёные белые руки профессор, и сам налил в рюмку водки.
– Потому так произошло, что общество наше ещё не готово к введению института присяжных заседателей, – начал заводиться Максим Акимович, чем весьма осчастливил именинника. – Достоевский недаром в «Дневнике писателя» оспаривает многие вердикты присяжных, как незрелые! Им дали право судить, а не оправдывать явных убийц, так как доброта к преступнику есть жестокость к его жертве…
– Да какая же Засулич убийца? Она борец за справедливость… Наказала зарвавшегося от власти петербургского градоначальника Трепова, по приказу которого в тюрьме высекли студента.
– Да этот студент, перепив пива, плясал и матерился на паперти Казанского собора… На что нарывался, то и получил, – злился Максим Акимович. – Что же будет, ежели все начнут в церквах плясать и материться? Должно же быть что-то святое у людей? И печально, когда общество начинает восторгаться террором. Даже не общество в целом, а узкая группа, но в руках этой группы печать – газеты и журналы, и она делает настроение… Я уверен, будь присяжными крестьяне, приговор был бы иной. Ведь писали не о том, что она выстрелила в спину старому человеку, к тому же исполнявшему свои служебные обязанности, а делали акцент на толщине розог, как стонал бедный разнесчастный студент, забывая, за что его наказали. Видя такое потворство, всего через два года, в феврале восьмидесятого, устроили покушение на самого императора