тяжело. Смерть матери стала ударом для Рейчел, но теперь она, Сид, сумеет о ней позаботиться. И они наконец смогут поселиться вместе.
Сид любила Дюши и восхищалась ею, но слишком уж долго и чересчур часто время, отпущенное им с Рейчел, сокращалось, когда Рейчел считала, что нужна матери. После смерти Брига стало только хуже, несмотря на любовь и внимание троих сыновей Дюши и их жен. Последняя ее болезнь оказалась тяжким испытанием для Рейчел, не отходившей от матери с самой Пасхи. Ну, теперь-то все кончено, и Рейчел в ее пятьдесят шесть лет наконец сможет с полным правом сказать, что живет собственной жизнью, но Сид прекрасно понимала, как это встревожит ее – по крайней мере, поначалу: как птицу, выпущенную из привычной клетки на бескрайний простор. Рейчел понадобится и поддержка, и защита.
На вокзал она прибыла так рано, что у нее очень кстати осталось время, чтобы съесть сандвич и передохнуть. Терпеливо отстояв очередь, Сид разжилась двумя ломтями губчатого серого хлеба, чуть смазанными ярко-желтым маргарином, с необычайно тоненьким ломтиком похожего на мыло чеддера посередине. Свободных мест почти не оставалось, она попыталась присесть на чемодан, но по некоторым признакам сразу поняла, что долго он не продержится. А еще через несколько мгновений какой-то дряхлый старик освободил место на переполненной лавке, оставив номер «Ивнинг стандард» с заголовком «Бёрджес и Маклин проводят длинный отпуск за границей». Их фамилии, поставленные рядом, звучат как марка печенья, подумалось Сид.
Огромным облегчением стало попасть наконец в поезд после борьбы с приливной волной выходящих из него пассажиров. Вагон был грязным, обивка сидений – пыльной и вытертой до основы, пол пестрел сигаретными окурками. Сквозь закопченные стекла едва удавалось хоть что-то разглядеть. Но когда наконец дали гудок и поезд накренился и запыхтел, проезжая по мосту, усталость частично покинула Сид. Сколько раз она совершала эту поездку вместе с Рейчел! Сколько было выходных, когда верхом блаженства казалось прогуляться вдвоем, когда все их поступки были продиктованы осторожностью и скрытностью. Даже когда Рейчел встречала ее с поезда, машину вел Тонбридж и слышал каждое сказанное между ними слово. В те времена просто находиться рядом с Рейчел было настолько чудесно, что долгое время она ни в чем другом не нуждалась. А потом захотела большего, захотела Рейчел в своей постели, и тогда возникла скрытность нового рода. Влечение и все хоть сколько-нибудь напоминающее его приходилось утаивать – не только от всех остальных, но и от самой Рейчел, как нечто пугающее и непостижимое для нее. А потом она заболела, и Рейчел сразу явилась выхаживать ее. А потом… При воспоминании о том, как Рейчел предложила себя, у нее до сих пор наворачивались слезы. Может быть, подумала она теперь, величайшее из ее жизненных достижений – приобщение Рейчел к радостям плотской любви. И даже сейчас, с ироничной усмешкой размышляла она, приходится вести постоянную борьбу с угрызениями совести Рейчел, с ее убежденностью, что она не заслуживает таких наслаждений и не вправе ставить