солнечные лучи скользят по водной глади, а в гавань возвращаются последние рыбацкие лодки.
Я попросила Пола высадить меня у набережной, когда мы возвращались из юридической конторы, где я целый час пила остывший чай и читала завещание моей матери. После того, как все документы были подписаны, приятная молодая женщина по имени Мария протянула мне конверт – письмо от мамы. Я оторопела. Не ожидала, что мама оставит письмо.
Пол предложил составить компанию, но я знала, что мне будет легче услышать мамины последние слова в одиночестве, и решила отправиться с письмом на Руку Нептуна, каменный мол длиной около полутора километров, куда мы с мамой часто приходили еще до рождения Салли смотреть на входящие в гавань лодки. Мне почему-то показалось, что лучше места не найти.
Я сижу с запечатанным конвертом на коленях, и ледяной ветер хлещет меня по лицу. В метре от меня орут и ругаются рыбаки, вытаскивая на берег тяжелые сети, полные камбалы и серебристого угря, и отгоняя чаек, учуявших запах смерти и свирепо кружащихся у них над головами.
Крики птиц перемежаются с завыванием ветра. Этот резкий утробный звук всегда напоминает мне крики грифов, пикирующих на повозки с трупами умерших от голода 1984 года в Африке, клюющих остатки плоти с истощенных детских тел. Помню, как я лежала на полу в гостиной, и эти ужасающие кадры, которые показывали по телевизору, навсегда отпечатывались у меня в памяти, в то время как за спиной у меня играла в куклы ничего не подозревающая Салли. В какой-то момент она замерла и показала пальцем на экран, где маленький мальчик с тощими ногами и распухшим животом отгонял с лица мух. «Где его мама?» – не унималась она, на что я как ни в чем ни бывало ответила, что его мама скорее всего умерла. «А что с ней случилось?» – спросила Салли. Я ответила, что она умерла от голода; что солнце иссушило землю, долго не было дождя, и весь урожай, который они выращивали, чтобы выжить, засох. «А мамочка тоже голодала? – спросила она. – Когда умер малыш Дэвид. Наш урожай тоже засох?» Услышав в коридоре шаги отца, я заставила ее замолчать и переключила канал на телевикторину, в которой ведущий в блестящем костюме показывал плачущей женщине, что она могла бы выиграть.
Волны подо мной ударяются о камни, как крохотные взрывы. Бум, пауза. Бум, пауза. Этот звук меня убаюкивает. Здесь я чувствую себя в безопасности. Наконец я разрываю конверт и расправляю на коленях лиловый лист бумаги; когда я вижу характерный мамин почерк с завитушками, чувствую, как волны бьются в такт ударам моего сердца.
30 сентября, 1993
Моя милая Кейт,
Я пишу это письмо в нашем любимом месте – на большом старом зеленом кресле, где я качала тебя маленькую на руках и где ты любила сидеть с книжкой в руках, когда стала постарше. У меня до сих пор перед глазами твое задумчивое, неподвижное, как у статуи, лицо. Иногда твое молчание пугало, и мне приходилось тебя окрикивать, чтобы убедиться, что ты все еще здесь, что не уплыла в далекие края.
Смерть твоего отца побудила меня привести дела в порядок и составить завещание, но помимо этого я хотела написать тебе письмо, которое ты прочтешь