Есть такие, что, подобно голодным псам, почуют ваш страх – в них же его с избытком накоплено; и они с радостью поделятся им с вами.
Сколько они еще так шли – о том Аврора не могла бы сказать: в этом склепе заживо захороненных людей она потеряла всякое понятие о времени. Ей начинало казаться, что она пребывает здесь уже целую жизнь, и воспоминания о прожитых годах – не более чем ее собственный бред, такой же, как и всех остальных, что оказались в этом аду. Бредни о лучшем мире, о лучшей жизни – все это вымысел. Разве это могло быть с ней на самом деле, когда она воочию видит гораздо более реальный мир, существующий на самом деле?
Извилистый коридор, петляющий в недрах Тарпейской горы, переплетения ходов, трепетное мерцание факелов, безумные пляски теней, клетки с горящими во тьме глазами людей, их тянущиеся кривые, страшно исхудалые руки с дрожащими костяшками пальцев, тошнотворная вонь, гниение плоти, сплошное разложение и смерть, смерть еще при жизни, и мерный стук падающих капель ледяной воды о каменный пол, и что-то жутковатое за углом, и снова клетки… У Авроры начала кружиться голова, в глазах поплыли пятна цвета крови, где-то в ушах разрослось нескончаемое гудение и стрекотание, сердце колотилось и прыгало так, как никогда в жизни, а руки, держащие край тоги Сервия, начали слабеть. Мужчины же, казалось, не могут почувствовать весь ужас происходящего, а Аврора была уверена, что вот-вот упадет в обморок, если бы они вдруг не остановились перед очередной клеткой, в глубине которой забился человек, и начальник не сказал:
– Пришли. Заключенный Лутаций?! – он крикнул в клетку.
Какой-то мужчина вынырнул из ее глубины и предстал перед взглядами всех, освещаемый тусклым светом факелов. Его совсем новая, неизношенная туника лучше всяких слов свидетельствовала о том, что он здесь совсем недавно. Узник был среднего роста, с неподвижным лицом, черты его имели сходство с восточными – он походил на жителя степей: волосы темного цвета были прямы и, спадая, торчали в разные стороны; лоб низкий, нос приземистый, в глазах виднелась мягкость и слышался шелест травы, зоркость охотника и беспокойство жертвы – все в них слилось; рот не давал повода говорить об общительности. Да, это был Лутаций – Аврора узнала его, хотя в то утро видела лишь мельком, и вдобавок была потрясена всем, что случилось тогда.
Взгляд у Лутация был удивленный и обеспокоенный, глаза часто моргали даже от такого бледного света. Он пытался разглядеть пришедших к нему людей и сразу признал Аврору, как только посмотрел на нее. Аврора пришла в себя и чувствовала много лучше. Силы возвращались, желание вновь разжигало в ней былую решимость, глаза прощупывали Лутация. Он еще тогда, в первый раз их встречи, пусть и такой нежеланной для нее, вызвал доверие, и когда он ее уводил с места стычки, то хоть она и вырывалась поначалу, но после чувствовала себя, словно под охраной стража, ответственного за ее жизнь, но никак не в руках злодея. И тогда она ничуть не страшилась. Сейчас в этом жутком месте это чувство лишь усилилось: