Ты меня порядком напугал: в какой-то момент просто ушёл в себя, вперился в небо и только и делал, что медленно так водил головой туда-сюда. С тобой такое часто случается? Я раньше никогда с подобным не сталкивался, да и не слышал ни от кого.
Весьма радушно попрощавшись с хозяином дома, гости отправились в обратное путешествие, захватив трёхлитровую банку парного молока и с килограмм домашнего творога: никто из них не питал особенной слабости к натуральным продуктам, но обижать помешанного на здоровой пище Андрея не хотелось, а потому, слегка для вида повздорив, кому что достанется, они сложили особо ценный груз в багажник и не спеша поехали. На ближайшей заправке, впрочем, Сергей остановился и выбросил деревенские сокровища в ближайшую урну, не забыв прокомментировать свой поступок:
– Сколько ни пробовал, не могу есть: слишком отдаёт коровой – наверное, издержки городской диеты. Ты, полагаю, тоже не претендуешь?
– Совершенно верно. Я вообще не разделяю всю эту истерию вокруг биологической еды: человеческая особь на том и держится, что лучше всех других животных приспосабливается к меняющимся условиям жизни, так какого лешего мне обманывать свою ДНК, внушая, что мы с ней до сих пор тихо и мирно живём на заре истории человечества: неровен час поверит и выключит защиту.
– Только Андрею этого не говори: он интересный тип и хороший собеседник, но здесь только дай ему повод, и рот не закроет два часа, а тогда – хоть давись, но ешь, и нахваливая, иначе вообще не замолкнет. Такие вот перлы, эти философы: одной ногой то ли в космосе, то ли в могиле, а о брюхе думает так, будто сто лет собрался жить.
– Ну так и не стеснялся бы, сказал ему.
– Говорил. Уверяет, что полученная промышленным способом еда засоряет не только пищеварительную систему – всю начисто карму, или что там ещё. Но при этом, скотина, хрен когда себе откажет во французском вине, сыре и прочей заморской плесени; как-то очень избирательно он борется за чистоту души.
Как всякий человек с задатками характера, Михаил не любил в окружающих, а тем более друзьях нерешительности, справедливо признавая её за слабость. Сидевший по левую руку Сергей явно не находил себе места, опасаясь молчания, но в то же время боясь коснуться в разговоре того единственного, что заслуживало внимания по результатам их поездки. В принципе, ничего сверхъестественного не произошло, обычное выяснение отношений двух мужчин, одному из которых понадобилось зайти чуть дальше, чтобы разрешить мучившие его сомнения или ответить на важный вопрос, и Михаил охотно снял бы лишний груз с души товарища, если бы тот не вёл себя как нашкодившая протрезвевшая баба. Ему лично такой формат общения очень даже был впору, потому что хотя и с известной долей риска, но зато раз и навсегда расставлял все точки над i: в конкретном случае доказал способность одного из членов группы к решительным действиям и, быть может, навсегда похоронил образ избалованного белоручки-спонсора. Ленивый, как казалось,