холодов радуясь его бодрящей колкости. Уходящая зима – что исчезающая по волшебству старость. Наполняя забытой энергией юности, куда-то несёт без цели, улыбается без причины, заигрывает без конца. Существование обманчиво становится жизнью, и хотя годы научили легко распознавать жестокий подлог, до него пока что нет никакого дела. Слишком хорошо, молодо и весело. Лица прохожих светятся приветливостью – не казённой вежливостью госслужащего, но готовностью сейчас же, сию секунду, произнести доброе слово. Или даже помочь с чем-нибудь мило необязательным, вроде подержать дверь в магазине или доходчиво объяснить, как пройти к ближайшей станции метро. Всё будто предвосхищает тепло, включая нелепого морозостойкого бегуна, охотно демонстрирующего физкультурную исключительность из толпы праздношатающихся. В другое время раздражающий необходимостью уступить дорогу, сейчас этот горе-спортсмен вызывает скорее понимающие улыбки одобрения, в которых не чувствуется и капли иронии. Каждый будто стал немного ближе любому, кто рядом, и, хотя итоговое добродушие разнится согласно исходным параметрам человечности, общее настроение доброжелательности неизбежно.
Даже дети её не раздражали. В другое время неумолимая, сегодня позволила несколько ласковых взглядов в сторону обезумевших от радости малолеток. Не их в том вина, если распиханные по кластерам бизнес-процесса взрослые осмеливаются плодить светлое будущее в отремонтированных камерах многоэтажек, воспитывая чад при активном посредстве медиа- и контент-технологий. Телевизор оказался родителем куда более терпеливым наставником, желанным и неприхотливым в быту, так стоит ли ломать копья, если будущий социум всё одно перемелет чадо в однородную удобоваримую массу. Какой-то беспардонный недомерок бросил ей под ноги мороженое, слегка забрызгав сапоги. Она посмотрела на него и тут же возненавидела. Их всех. Захотелось вдруг страсти – не в форме привычной рациональной похоти, но болезненной, злой. Остервенелой, как охватившая только что злость. Ласковой и безбрежной, как непременно последующая за ней тоска. Трагичной, как… Накопленный опыт ярких сравнений дал сбой, бессильно сославшись на список литературы Арика.
Дома будто по заказу её ждала пустота. Она открыла дневник и прислушалась. Нарастающим звоном в ушах летело к ней что-то опасно новое, вот только страха отчего-то не было. Совсем.
– You can be anyone here. Just anyone, – она не понимала язык, но звуки отчётливо походили на музыку, чья незнакомая мелодия готова вот-вот обрушиться словами. – Some say this makes the fate untrue, but the untrue is what they are in fact. At last and at least. Words are the only – reality, obsession, meaning – whatever you like. An ancient code designed to produce space in an obviously timeless zone. And I am the part of it, more powerful of any gods you ever had. And I am here not for scaring, this time just for a piece of acquaintance. Hope you don’t mind. To be true I don’t need to care about that, but I would like to. There is something in yourself that makes me feel respect. To the choices you’ve made and mostly to the very fact that you exist. In the form of imagination, jumping from one perception to another.
Услышав звонок, бессознательно взяла трубку, из которой тут же появился Арик: «Слово. Слова всегда врут, слово – никогда. Не опошляйся до множественного числа, ищи ответ односложный, как смерть. Ищи, или я тебя сам найду – второе,