В голове. Анна Самородницкая

простонародное слово «зала», и она не понимала, почему нельзя было вместо нее сделать спальню для кого-то из детей, либо для бабушки. Миша пожимал плечами.

      – И как же ты, – кокетливо выпускала кольца дыма Вера, – справлялся с нуждами пубертата?

      – В туалете.

      Вера звонко хохотала. Она росла в старом деревянном доме на улице Эш Урам, и у них с братом были свои «комнаты». Точнее, была одна большая, перегороженная двумя шкафами.

      «Зато, – думал Миша, – у нас было электричество и прочие блага цивилизации».

      Мише никогда не нравилось делиться игрушками. Ему хватало того, что все, кроме солдатиков, у них с сестрой было общее. У сестры еще был пупс. Он боялся, что мальчики, которые возьмут поиграть солдатиков, больше их не вернут.

      – Михаил, – строго смотрела на него поверх очков с толстыми линзами мать, – не вздумай жадничать. Ты знаешь, я не терплю жадин.

      И Мише приходилось делиться. Мальчишкам во дворе он не нравился, и солдатиков они возвращать не собирались. А сам он спросить опасался.

      «Я не трус, – думал он в туалете, стараясь сглотнуть ком в горле, – я не трус, я просто выше этих выяснений. Если они сами не понимают, что чужое возвращать нужно, значит сами дураки».

      Он думал о том, что зарыдать теперь будет ужасно. Хуже было бы только зарыдать во дворе. Или перед мамой. Но он ошибался, худшее было впереди. О пропаже солдатиков узнала Маша, и лучше бы она рассмеялась ему в лицо. Она же встала, ушла и вернулась через пятнадцать минут с солдатиками.