от других детей всякие подарки, игрушки. Даже копейки давала, я ходил в магазин жвачки себе покупал. Так бывает, что с воспиталкой подружишься – они тебе тогда как будто заменяют бабушку. Воспиталки, учителя, медсёстры. Я когда в дурке лежал, уже потом, в старших группах, мне сестрички сигареты носили.
Ну и спустя какое-то время я познакомился с одной учительницей. Мы с ней подружились благодаря английскому языку. Я очень любил английский язык. Звать её Тамара Ивановна. Такая полуседая женщина, чуть-чуть худощавая, в очочках. Глаза добрые-добрые. Она меня забирала на выходные к себе домой. Для меня это было счастьем.
Я часто бегал, жил в поле, в церквях отирался, на кладбище. Кладбище – это моё любимое место было. Это и сегодня одно из моих любимых мест. Ты приходишь, садишься на скамейку рядом с могилой и рассказываешь про всякое. А они же молчат, ничего тебе в ответку не говорят, слушают тебя. Таким макаром устраиваешь себе психологическую разгрузку, плачешь. Тогда мне было непривычно и неприятно, чтобы кто-то видел, как я плачу. Мужчины-то не должны плакать, а я как девочка – плачу постоянно. Всегда такой был, быстрый на слёзку.
Старшеклассники нас били, отнимали еду – это самое обидное. Особенно за полдники. Полдники же были самые вкусные из всего столовского репертуара. Вот от этого я и сбегал обычно. Вера Васильевна меня находила. Я ей рассказывал иногда, где я шароебился, она брала на заметку. Как-то пришла за мной в храм, я сидел там, общался с богом. Я в детстве очень сильно любил его. Пришла, села со мной рядышком, а я рассказываю – как бы всё ещё богу, но уже ей. Она меня обняла, стала гладить и успокаивать. Уговорила вернуться. Мне тогда казалось, что это всё вместе: церковь, я и то, что она меня как-то почувствовала и разыскала. Оказалось, они со священником так договаривались: он, как меня увидит, ей звонит и она меня забирает.
Я потом уже, когда жил в другом детдоме, приезжал их проведать. Узнал, что Тамары Ивановны и Веры Васильевны не стало, и нажрался как свинья. Охранник, который меня с самого детства знает, к себе взял на ночь, чтобы я протрезвел. Я проспался и утром уехал оттуда, больше там не был.
Я учился хорошо, было очень просто – я же умственно отсталым, думаю, не был. Но относились ко мне по-всякому, потому что я чудил много. Один человек в меня по-настоящему поверил, моя подружка американка.
2.1
В общем, я работала в основном с религиозными организациями, и очень они меня напрягали. Дома тоже было напряжно, тема та же: никто не против помощи бедным, но только когда этот праздник происходит не на нашей улице. Мои близкие мне всячески намекали, что как-нибудь мир спасут и без нас. Женя же был не первым моим подопечным, до него я тоже много возилась со всеми этими документально-ментальными проблемами. У меня не было специальной подготовки и опыта, я не умела правильно взаимодействовать с клиентом, не чувствовала всяких тонкостей. От этого я со своими же ребятами мучилась: они капризничали и подкатывали ко мне яйца, очень болезненно переносили все случаи, когда выходило не