на основании которых я надеялся прокладывать или расчищать путь к ведению моего курса, чем приступать к непосредственному изложению предмета моего преподавания. Но в настоящее время и впредь мы, я надеюсь, приступим к основательному и последовательному изучению предмета, а потому я отныне всецело буду обращаться исключительно к студентам и желаю, чтобы мои лекции были полезны им и интересны, насколько это допускается самым предметом.
2. Далее я должен просить даже самых молодых моих слушателей извинить меня за то, что я буду излагать мой предмет просто и популярно. Им приходится много работать по другим лекциям, и да не подумают они, что я слишком невысокого мнения об их умственных силах, если стараюсь по возможности все облегчить им. Никакой предмет, достойный изучения, не может быть изучен без усилий, но мы никогда не должны увеличивать эти трудности из желания сохранить наше достоинство. К тому же я постараюсь, чтобы лекции мои были короче, чем они были до сих пор. Я желал бы, чтоб вы запоминали все, что я буду вам говорить, а я не думаю, чтоб вам возможно было хорошо запомнить более того, что я легко могу изложить вам в полчаса, и обещаюсь во всяком случае, что вам будет достаточно времени, чтобы в течение моего часа отдохнуть и не опоздать на следующую лекцию. Вы, конечно, не припишете это моей лени, и я смело могу вас уверить, что мне иногда нужна бывает целая неделя, чтоб обдумать то, что я выскажу вам менее чем в одну минуту, и к тому же могу смело сказать, что в здоровом преподавании какого бы то ни было искусства разговоры самое последнее дело. Мало того, из уважения к тому предмету, который мне приходится излагать вам сегодня, а именно к философии искусства, преподаватели ее вплоть до настоящего столетия меньше говорили и больше наблюдали; и было бы хорошо даже для людей нашего столетия при всей выдающейся точности в искусстве их наблюдения, если б они вполне усвоили себе старую привычку придавать больше значения не тому, что можно сказать, а тому, что нужно узнать в какой бы то ни было области.
3. Вы, вероятно, охотно признаете это по отношению к науке и поверите мне, что это применимо и к искусству. В обеих этих областях духовной жизни вы легко чувствуете дурные последствия желания больше говорить, чем знать, и больше говорить, чем делать. Но применимо ли это и к той третьей области, которая здесь, в Оксфорде, по-видимому, так энергично примешалась к науке и искусству, подобно докучливым скалам, нарушающим не без сожаления однообразие издавна плодотворной равнины; я разумею ваше царство или княжество литературы. Можем ли мы это сравнение применить и к ней. Мы говорим, что вредно для науки, если люди предпочитают разговоры знанию, вредно для искусства, если люди желают больше говорить, чем делать; вредно для литературы, если люди предпочитают слова… чему? Может быть, вы думаете, что литература и состоит в разговорах, что тройная сила науки, искусства и литературы и заключаются в знании, делании и передаче на словах. Но это не верно. Способность хорошо выражать что бы то ни было на словах и в письме есть такое же искусство,