И во всяком случае там уже каждый знал, что его будущее обеспечено. И если не каждый с уверенностью мог сказать, кем он станет. Но то что обязательно кем-то станет – это было очевидным. Что никак нельзя было сказать о Ромке. И ему подобных.
Ромке я нравилась давно. Но я это никогда не знала. А если бы и узнала, то непременно бы удивилась. На что он может рассчитывать, этот лопоухий оборванец? Но Ромка ни на что и не рассчитывал. Я ему нравилась издалека. Как красивый, нарядный манекен, на который он может смотреть только через стекло. Восхищаться им. Но не более.
И хотя я несколько отличалась от своих приятелей и подружек. Поскольку в моей семье было не принято высокомерно относиться к людям. К какому бы классу они не принадлежали. И было принято уважать любую личность. И пытаться понять любого. Я все же не заводила иных знакомств. Мне было проще крутиться именно в этом эстетском кругу всезнаек и отличников. Чистюль и моралистов. И я не могла предположить, что в один миг и так легко все моралисты и чистюли. Эстеты и интеллектуалы. Отвернуться от меня. От моей беды. Испугавшись за свои шкуры. Испугавшись слез и разочарований. Испугавшись краха надежд. Они еще больше замкнулись в себе. Они еще больше завязли в своем пустословии. В своих принципах. Чванстве. Тем самым пытаясь доказать себе и другим, что у них сложится все по-другому. У них сложится все прекрасно. В отличие от меня. Дважды в одну воронку снаряд не попадает. И если этот снаряд выбрал нашу семью, пусть в нашей семье и останется. Им незачем подставлять свои головы. Их головы пригодятся для более высоких целей.
И я осталась совсем одна. И я никак не ожидала, что единственным, кто попытается протянуть мне руку помощи, окажется Ромка. Ромка, о существовании которого я начисто забыла.
Он явился ко мне внезапно. На следующий день после похорон матери. Помню, было очень душно. И запах от венков, цветов, свеч никак не проветривался. Впрочем, по-моему, я тогда и не собиралась проветривать комнату. Я хотела оставить все, как есть.
Я сидела на полу, на корточках, обхватив коленки руками. Я давно уже не плакала. Мои мысли и чувства окаменели. И не было места слезам.
Он долго звонил в дверь. Но я не открывала. Мне некого было больше ждать. И тогда он вошел. Помню. Я даже нашла силы удивиться. Потому что помнила. Что запирала дверь на ключ. Но я ничего не спросила. Я не могла разговаривать. Комок слов застрял в горле. И я медленно подняла голову и посмотрела на Ромку. По-моему, я поначалу его не узнала.
– Санька, – тихо сказал он. – Ты извини… Там было заперто, но я умею открывать двери отмычкой. Я сделал это… Ну, в общем, я просто за тебя испугался.
Я смотрела на него бессмысленным взглядом. И молчала. И машинально пыталась вспомнить, как его зовут.
Он извиняюще улыбнулся. И протянул руку.
– Это я, Ромка. Ну, скажи, что ты меня узнаешь. Ну, пожалуйста. Ну, пожалуйста, встань, Саня. Я прошу тебя.
Я медленно, так же машинально, поднялась.
– Зачем ты здесь, – выдавила я из себя. Помню, я с трудом произносила слова. И боялась слов.