Пышущим здоровьем и силой. С сочными, густо развлетвленными стеблями. С бархатистыми темно-зелеными и бордовыми листьями. В которых запутались, как огоньки, красно-розовые цветки.
– Это особый вид бегонии, – торжественно произнес Ромка. – Она называется – вечноцветущая. Она теперь никогда не засохнет. И будет у тебя цвести вечно. Ты мне веришь, Саня?
Я пожала плечами. Я уже не знала, что такое вера.
А на следующий день на моем подоконнике красовалось еще одно растение. И Ромка загадочно улыбался.
– А это бегония диадема. Видишь, у нее крупные цветки, беловато-розовые. А листья… Ну, посмотри же, Санька. Они цвета оливок, а по краям серебристые. Красиво, правда?
Я пожала плечами. Я уже не понимала красивое.
Но Ромка не отчаивался. И на следующий день торжественно преподнес еще одно цветущее растение.
– Бегония королевская! Самая прекрасная бегония в мире! Знаешь почему? Потому что она похожа на тебя, Саня. Листья – изумруд. И на них – серебристые пятна. Словно королевская корона. Ты как королева, Саня. Это правда…
Я пожала плечами. Я уже не понимала, где правда.
Но Ромку я никогда не прогоняла. И мои подоконники постепенно превращались в цветущий сад из бегоний. Они были разных видов. Разных цветов. Я и не знала. Что на свете существует столько разных бегоний. Я так и запомнила те дни одиночества. Пульсирующая боль в саду цветущих бегоний.
И о жизни мне напоминал только Ромка. Он оказался удивительным парнем. Он умел все. Он меня кормил. Он убирал. Он починил плиту и магнитофон. И вновь зазвучали песни Локарева. И он, как и я. Восхищался этими песнями.
– Здорово, – выдыхал он, – вот это парень. Знаешь, Санька, даже жить не страшно. И умирать тем более. Когда есть такие классные парни.
Ромка простыми. Бесхитростными словами порой выражал самые мудрые мысли. И его простые понятия не шли ни в какое сравнение ни с какими высокопарными, грамотно выстроенными, доведенными до логического абсурда. Фразами моих бывших приятелей и подружек.
Я тогда говорила мало. Хотя умела красиво говорить. Ромка говорил много. Хотя красиво говорить не умел. Мы удачно дополняли друг друга. И ни кто иной как Ромка мне помог выжить в первое время. Он словоблудием. Словоохотливостью. Словно пытался заглушить мою боль. Перебить мое одиночество. И ему это почти удавалось. И воспринимала я только его и цветущий сад из бегоний.
– Ты представляешь, Санька. Эти бегонии обитают в самых затененных местах, в расщелинах скал, на старых деревьях и корнях. Представляешь. В мертвом царстве выживают такие цветы! По-моему, они специально там живут. Чтобы доказать всем, что смерти не бывает. Даже если все на свете умрет. Кто-нибудь обязательно выживет. И даже в самой безнадежной ситуации можно раскопать вот такую бегонию. Потому что, Санька, смерть победит не может…
– Может, – тихо, но уверенно ответила я.
– Не-а, – Ромка встряхнул своей рыжей шевелюрой. – Знаешь, я вообще никогда не знал родителей. И никогда их не видел.