у Фая строка, там у Мемо – страница… Где у Фая сущая простота, там у Meмо – изощренность. Где у Фая одно лишь собственное мнение, там у Мемо – ссылки на Священное Писание, жития святых, величайшие духовные авторитеты, и только за ними, как за крепостною зубчатой стеной, его собственная тонкая трактовка.
Обо всем, высказанном Фаем, Мемо написал примерно поровну. Он не уделял больше места размышлениям над какими-то более важными поучениями Фая… Для Мемо у Фая все было в равной степени важным.
За одним-единственным исключением.
Лишь раз Пестрый Мудрец переступил через собственное правило «равных объемов».
«Никому не мстить, ибо месть – это грязь», – и два десятка страниц с комментариями Мемо. Про «никому не мстить» глава великокняжеской Академии написал примерно столько, сколько сказал он обо всем прочем. Четверть всего «Жития». Притом самая яркая четверть, написанная легко, как летит над землей пламя лесного пожара, и в то же время чеканно, словно горсть серебра, только что покинувшая монетный двор…
Мемо откуда-то узнал древнюю легенду о милосердии Фая – впрочем, может быть, не столько узнал, сколько сам сочинил.
Фай жил в шалаше посреди рощи, близ дороги. Люди приходили к нему, разговаривали и оставляли у шалаша пищу, одежду, монетки. Рядом поселился старый разбойник, ловко прибиравший к рукам почти все пожертвования. Фай собственными руками плел корзины и только их продажей кормился, поскольку пожертвования кротко оставлял разбойнику. А если какая-то малость оказывалась у Фая, разбойник посещал его шалаш и отбирал все дочиста. Фай не сопротивлялся, хотя был моложе и сильнее разбойника, а жизнь в лесу, на холоде, в самым диких условиях закалила его тело. Однажды разбойник тяжело заболел, и Фай немедленно сделался почти что богатым человеком – столько подаяний оказалось при входе в его шалаш! Но он, забрав всю пищу и все деньги, отправился к жилищу разбойника Тот испугался, увидев отшельника: «Я беззащитен, и ты пришел убить меня! Пощади, Фай, мне осталось жить совсем недолго. Я уже не могу докучать тебе!» Фай рассмеялся и выложил перед разбойником на стол лучшую пищу. Отшельник нанял лекаря, желая излечить жадного грабителя. Но лекарь поведал, что его уже не поднять с постели – давнее пристрастие к питью вина привело его на край могилы. Тогда Фай сам принялся ухаживать за умирающим: кормил и поил его, обмывал его тело, топил ему печь. Вот пришла пора хворому сквернавцу уходить из жизни – и отшельник принял из его уст исповедь, а с нею раскаяние в обидах, причиненных соседу. Когда разбойник умер, Фай закрыл ему глаза, оплакал его и долго молился о его душе. Потом отшельник похоронил своего мучителя и на могильном камне начертал собственной рукой: «Здесь покоится добродетельный человек». Люди спросили Фая: «Отчего же ты не вернул себе все пожертвования? Отчего не отлупил как следует наглого разбойника, когда он лишился сил и всей дерзости своей? Отчего не прибил его, как пса, заболевшего бешенством?» Отвечал Фай: «Если бы я поступил бы с ним так же дурно, как он поступал со мною, разве раскаялся бы он тогда? Разве душа его очистилась бы? А