кольцо…
Анджей вскочил на кровати и отбросил в сторону накрывавшее его с головой одеяло. Дышать было нечем, сердце отчаянно стучало, готовое вот-вот выпрыгнуть из груди. Все тело паныча покрывал холодный липкий пот. «Это был сон, всего лишь плохой сон», – как заклинание принялся повторять юноша. Постепенно он успокоился. В одном молодой лекарь был теперь уверен совершенно точно – кошмаров, подобных сегодняшнему, у него больше не будет.
За окном спальни начало светать. Откинув с глаз мокрую прядь волос, Анджей надел сапоги и, закутавшись в одеяло, уже привычным маршрутом пошел к камину. Ему нужно было над многим поразмыслить.
Письма, найденные в доме аптекаря, не содержали сколько-нибудь значимых сведений, так нужных Анджею для понимания общей картины происходивших событий. Неизвестный адресат бесконечно объяснялся в любви панне Зосе и настойчиво просил ее найти какую-то ценную вещь в доме князя Радвильского. «…и тогда мы с вами, ненаглядная моя голубка, сможем сочетаться законными супружескими узами и заживем в любви, счастье и богатстве», – витиеватым почерком было написано в последнем письме.
Записка, найденная у кровати пана Зейдмана, на взгляд юного дознавателя, была намного интереснее. Она была написана нетвердым почерком, видимо, в минуты сильного душевного волнения. Строки вышли неровными, а некоторые буквы расплывались, размытые попавшей на них влагой. Судя по всему, это были слезы безутешного отца, но основной текст понять было можно. В записке аптекарь велеречиво извинялся перед погибшей дочерью за то, что свел ее с неизвестным «черным человеком». «Зосенька, я так виноват, виноват, виноват перед тобою! Не будет мне прощения ни на этом, ни на том свете, – каялся в записке родитель. – Хотел собрать приданое достойное для моей красуньи-доченьки и взял эти клятые гроши…» На этом месте текст записки обрывался.
13
Пуля, извлеченная Анджеем из тела пана Зейдмана, оказалась выпущенной из старого мушкета.
– Такими кулями мы по туркам стреляли в битве под Хотином, – оглядев округлый снаряд, заявил Свиридович.
Осмотр тела аптекаря проводился в судейском подвале. По окончании обследования возный отдал распоряжение писарю подготовить необходимые документы о смерти. Тело аптекаря вместе с бумагами в тот же день передали двоюродной сестре покойного – пани Розе Замойской-Зейдман. Та оказалась женщиной неопределенного возраста – обладательницей пышных форм, грубых манер и крикливого голоса. Наряд родственницы аптекаря состоял из когда-то яркой, но поблекшей после частых стирок сорочки, легкой жилетки и поношенной полосатой юбки – андарака. Голову женщины украшало белое полотнище с развевающимися по сторонам крыльями, а из-под просторной юбки выглядывали козловые башмачки на высоком каблуке. В процессе передачи тела и оформления бумаг выяснилось кое-что интересное.
– А не было ли