не ожидала нас, но во время моих побывок была готова ко всему и, переодевшись в кимоно с красным драконом – подарок примерного мужа, с намеком на покорность японских жен (оно, между прочим, блестяще гармонировало с ее рыжими волосами и белой улыбкой, которой она злоупотребляла), оставила нас во власти всемогущего бара, а сама тем временем настрогала салями и сыр, напекла в духовке тостов, приготовила кофе и, видя мои мужественные, но вылезающие из орбит глаза, незаметно подсунула целую пригоршню спасительного аспирина.
К тому времени мы прожили уже лет пятнадцать и не превратили наш брак в руины лишь благодаря сыну, а главное, моему долгому пребыванию на полях кровавых сражений.
Познакомились мы еще во времена радостных надежд и упований: уже счастливо почили Усы, в честь которых отличник Алекс слагал стихи, обещая “учиться на “четыре-пять”, чтоб красный галстук оправдать”, тогда же он и записывал в заветную тетрадку, что самое дорогое у человека– это жизнь… и прожить ее надо так, чтобы не было… и чтобы, умирая, мог сказать: вся жизнь и все силы отданы… В год знакомства с Риммой я уже грыз науку в семинарии, готовя себя к профессии торговца радиотоварами, часовщика и маклера.
Римма уже закончила институт (нечто связанное то ли с дорогами, то ли с транспортом, но приводившее в восторг моих простолюдинов-родственников), естественно, не собиралась работать по профилю, а мечтала о случайной роли в кино и мгновенном превращении в звезду, что очень отвечало бы духу модного тогда аргентинского фильма с Лолитой Торрес о трагедии дипломата и актрисы, которые любили друг друга и мучались всю жизнь, не в силах отказаться от своего призвания ради семейного счастья.
Когда мы внезапно соединили навеки наши души, то я явился в Кадры, и тут обнаружилось, что у Риммы плохая анкета: папа три года просидел в плену. Кадровик отличался прямодушностью: “Ты что, брат? Сдурел, что ли?”
Но любовь, как известно со слов Буревестника и Усов, побеждает смерть, и Алекс совершил первый в жизни геройский поступок (дальше уже тянется целая автострада, устланная подвигами и, наверное, ведущая в ад): стал в позу, разбушевался, как Зевс, и озадачил всех и вся.
Но, к счастью, подули свежие ветры Первого Ледохода, и Римма внезапно вошла в фавор к начальству, озаренному идеей выковать из нее Жену-Помощницу-Радистку-Верного-Друга-Боевого-Товарища и направить дружную семью на бой, на вечный бой, покой нам только снится!
Прорезались у нее явные таланты к языку и радиоделу, хотя талантам нечего делать в Монастыре, нам нужны незаметные люди и трудяги, а таланты обычно неврастеники с разными выкрутасами и привлекают внимание своей шизоидностью.
Но вскоре начались подводные бури наверху, волнения в Синоде, смена Ареопага, и зловещий образ Римминого папы снова вырос до размеров фюрера. Начальство отставило Римму от подготовки, в качестве сладкой пилюли вручило на прощание охотничье ружье за старания и всячески обласкало в припадке гуманности. И оказался дерзкий Алекс один в чистом