озера и своей лодки, со вздохом откинулась на корму и закрыла глаза…
Её разбудило ощущение, будто лодку кто-то раскачивает. Не открывая глаз, чувствуя покачивание лодки, прислушалась – точно, вода чуть плещется, и вёсла поскрипывают уключинами. Как приятно! Совсем не хочется открывать глаза. Но любопытство берёт верх, и она приоткрывает их. Раскачивание и скрип тут же прекращаются, а на фоне голубого неба появляется силуэт. До боли знакомый силуэт. Она совсем не удивлена.
Солнце светит прямо в глаза, и она, прикрыв их рукой, садится, а напротив неё, на той самой деревянной перекладине, сидит он. Её любимый. В белой своей футболке, заправленной в синие атласные спортивные трусы с белыми полосками по бокам, и в полукедах. Лицо очень бледное, почти белое, и очень спокойное. Его карие, любимые глаза, смотрят тоже спокойно – он просто смотрит на неё. Руки сложены на коленях. Губы медленно шевелятся, не произнося ни звука, но она слышит: «Не верь… Не верь». И глядя ему в глаза, утопая в них, тоже одними губами она отвечает: «Не верю… Не верю…»
Она услышала свой голос и проснулась. Белый потолок, бледно-зелёные стены. Цветы на подоконнике. Под волосами на подушке мокро от слёз. И такая радость от встречи! – тут же сменяющаяся горем потери.
«Это всего лишь сон! – в отчаянии проносится в голове, – всего лишь сон! Но он же сказал – не верь. Я и не верю. Что его больше нет».
…В прихожей зазвонил телефон. Она услышала, как мать прошла через комнату и сняла трубку, сказала кому-то – «сейчас», – и её тяжелые шаги раздались под самой дверью спальни.
– Иди, Катя звонит.
И снова послышались тяжёлые шаги. На этот раз – в сторону кухни.
Она повернулась лицом к бледно-зелёной стене и закрыла глаза.
Никуда она не пойдёт и ни с кем разговаривать не будет.
«Уеду. Завтра же уеду. Сейчас отсюда на Ленинград билет купить нетрудно. Уеду и никогда больше сюда не приеду. Все меня предали. Все».
Снова послышался голос матери под дверью.
– Слышала, что Катя тебе звонит? Пойди трубку возьми.
Она снова ничего не ответила, только по звуку поняла, что открывается дверь в комнату.
– Ну, и что ты лежишь? Девчонки твои все провода оборвали. Пойди, хоть что-то им скажи.
– Мама, завтра я уезжаю в Ленинград. И ни с кем разговаривать больше не буду. Поговорила уже.
С этими словами она обернулась к матери, а потом села на постели.
– Хочу уехать и всё забыть. Хочу всё начать сначала. И жизнь, и любовь… если получится.
– Ну, вот! Разве чего-то другого от тебя можно было ожидать! Год к матери носа не показывала! Если бы не этот твой, лю-би-мый, да не тётя Шура, разве бы ты приехала к матери?! Люблю! Люблю! Подумаешь, утонул, пропал. Мало на твоём веку ещё парней будет? А мать у тебя одна.
– Мамочка, ну что ты такое говоришь? Кроме тебя у меня никого на свете и нет. Не приезжала. Но ведь каждую неделю писала, звонила. А сейчас