а проверив расстояние на глаз, удивился, что я так точно сделал абрис поля. Его похвала была мне приятна, так как я выполнял такую работу впервые – и сразу удачно.
В это же примерно время в армии ввели погоны. С их введением мы, авиадесантники, имели пехотную форму со знаками различия летчиков, но носили при себе ножи. Артиллерийские же офицеры, по примеру сына Капитохина, одевались еще своеобразнее: они носили летные фуражки, голубые погоны со знаками различия артиллеристов, шпоры и сабли. Даже кадровые военные терялись – кто перед ними. Летчик? Но при чем тут артиллерийские знаки отличия? Зенитчик батальона аэродромного обслуживания? Но что тогда значат шпоры и сабля? Может быть, морской летчик, поскольку на ремне болтается кортик?
В Москве их задерживали и отводили в комендатуру как шпионов. А щеголяли наши офицеры, оказывается, неспроста. Рядом с нами, тоже в дачных коттеджах, размещались девчата, которых готовили для заброски в немецкий тыл. Они целыми днями зубрили немецкий язык, валяясь в постели и задрав ноги. Стучали ключами радиопередатчиков, слушали наставников. Питались они в сравнении с нами по-царски – грызли шоколад, курили «Казбек». Этим добром они угощали наших офицеров, не скупясь на поцелуи, и офицеры вились возле них роем.
Разведчицы знали, что их жизнь в руках случая, и старались взять от нее как можно больше. Рассказывали, например, что в тыл забрасывали много радисток и разведчиц, и почти все они быстро попадали в руки врага. В чем дело – никто не знал. Случай помог установить причину провалов: одна радистка вырвалась из лап гестапо, пробилась через линию фронта и сообщила причину гибели остальных. Она шла по селу в тылу врага, навстречу попался немецкий патруль, который остановил ее. Немец подошел и задрал ей юбку, посмотрел и задержал. Оказывается, всем разведчицам выдавали нижнее белье одной и той же трикотажной фабрики. В тылу такие рейтузы женщины не могли достать, носили собственноручно сшитые из ситца. Стали такие шить и нашим разведчицам. Теперь наши офицеры смеялись – мы узнаем разведчиц по индивидуально пошитым трусикам.
Яхонтов был настоящий московский пройдоха. Он, не знаю почему, привязался ко мне, а меня подкупала в нем безобидность, коммуникабельность до развязности, какой-то блатняцкий шик. Он никогда ни в чем не терялся, увлекательно рассказывая были и небылицы, был интересным собеседником. Он был и сам внешне интересен: высокий, худощавый, с приятным лицом, живыми глазами, женскими сочными губами. В Москве он имел семью: жену, сына, тещу. Разведенный отец-учитель жил один.
Как-то мне было дано задание поехать в Москву и достать писчей бумаги и канцелярские принадлежности. Москву я не знал, и мне дали в помощь Яхонтова. Нам разрешили переночевать в Москве, о чем упросил Яхонтов.
В Москве не успели мы выйти из машины, как нас окликнул патруль и задержал, как одетых не по форме. В комендатуре было много задержанных, и нас продержали часа два, пока не разобрались, что наша воинская часть существует.
Затем мы добрались