пониманию социальной и психической реальности.
1.2.3.1. Воля – трансцендентное и рациональное
Чтобы говорить о парадоксе свободы воли, нужно провести границу между собственно свободой и волей. Известная формула «свобода есть осознанная необходимость» многих ставит в тупик, поскольку выглядит иезуитской. Но все окажется понятней, если заменить в данной формуле свободу на волю. Именно воля является осознанной необходимостью, она побуждает к необходимому действию, вытекающему из осознания. А вот процесс осознания является как раз синонимом свободы. Как всякий парадокс и любая сила жизни, свобода и воля подвижны, напоминая сообщающиеся сосуды, или даосские принципы «ян – инь».
Есть соблазн вывести этимологию «свободы» из корней «свой» и «обод», и тогда ее смысл совпадет с пресловутой сартровской «дырой размером с бога» в душе, которую каждый волен заполнять по-своему. Дыра это свобода, наличие которой – признак внутреннего экзистенциального разрыва человека между природным и культурным, бессознательным и сознанием и т. п. А процесс выбора по заполнению дыры – воля как признак выработки собственной стратегии поведения, способности договариваться внутри себя с различными частями себя.
О свободе нужно говорить двояко. Во-первых, это абсолютная свобода как пустота и небытие, она недоступна никому из сущих, но важна для нас как идея. Во-вторых, свобода относительная и всегда особенная, индивидуальная, данная каждому сущему в его конкретном восприятии (здесь и сейчас) и деятельности.
Свобода по своей сути мистична и иррациональна, поскольку она не содержит никакой определенности, знания (хаос – отсутствие знания). «Свобода – это такая мысль, которая, хотя мы её и высказываем и отводим ей известное место, на самом деле не может быть нами отчётливо мыслима. Следовательно, учение о свободе мистично», – в этой фразе Артура Шопенгауэра речь идет о состоянии мысли, когда она лишь начинает оформление в первозданном хаосе, пребывая в динамическом процессе осознания, а не окончательного знания/понимания. Поэтому свобода – это «мысль немыслимая», плавающая в предсознательном бульоне, которая только благодаря воле мысль приобретает форму ясной идеи. В трактовке Мартина Хайдеггера, этот бульон соответствует «сказу», из которого формируется высказывание: «Язык, который говорит, чтобы сказать, озабочен тем, чтобы наша речь, слыша несказанное, отвечала его сказу. Так что даже молчание, которое люди склонны подчинять говорению как его источнику, есть уже некое соответствие». Свобода может быть как молчанием, так и состоянием неопределенности, «бульканьем бульона», а вот воля и есть «озабоченный язык», она всегда – деяние, акт, нацеленный во внешний мир, даже если этим миром остается пока только собственное сознание (или часть его – «сцена сознания»).
Воля конкретна и рациональна. Воплощением воли будет, прежде