к телу Иосифа, целовала его бледные губы. Только теперь она поняла, насколько он был ей дорог, как сильно она его любила – только после того, как потеряла.
Иосиф лежал в гробу, подготовленный к завтрашнему погребению. В головах у него, на столике, покрытом белой скатертью, стояло распятие и две зажженные свечи. На скамеечке у его ног была чаша со святой водой и веточкой руты.
Соседи предлагали Анне провести рядом с нею ночь, но она молча, решительным жестом, отвергла предложение. Она хотела провести последнюю ночь рядом с ним одна, наедине со своими мыслями.
О чем она думала?
Она вспоминала, как равнодушно относилась к его желаниям, как невнимательна была к его просьбам; как мало ценила его любовь, жизнерадостность, доброту, терпение, ровный характер.
Она вспоминала свою холодность, резкие слова, жесты, вспышки беспричинной раздражительности. Она вспоминала, как Иосиф раздавал детям орехи, как почтительно общался со стариками, как давал советы плохо знавшей жизнь молодежи. Она вспоминала маленькие, милые подарки, которые он привозил ей с ярмарки, ласковые слова, как он старался придать ей бодрости своими историями и незамысловатыми шутками. Она слышала его голос, весело повествующий о приключениях в горах, о погонях за контрабандистами.
Она сидела и молчала в слабом свете пары свечей, онемев от горя, и черная тень гроба лежала у ее ног, когда снаружи раздался слабый шум; кто-то робко открыл дверь, – и в дом вошел мальчик на костылях. Он робко посмотрел на нее, – она не пошевелилась, – после чего проковылял к гробу, заплакал, наклонился и поцеловал своего мертвого друга в лоб.
Опираясь на костыли, он взял четки и прочитал заупокойную молитву; затем, неловко перемещаясь, взял веточку руты и окропил мертвое тело святой водой.
После чего с трудом направился к двери, остановился, обернулся, еще раз взглянул на умершего, приложил ладонь к губам и помахал рукой, прощаясь.
Анна взяла четки и попыталась произнести слова молитвы, но ей это не удалось; она не могла вспомнить ни одной, ей препятствовали бессвязные, горькие мысли. Четки вместе с ладонями упали на колени, затем выскользнули на пол. Сколько прошло времени, она не знала, но это ее совершенно не заботило. Часы тикали – она не слышала их; часы звонили – она не слышала их звона; лишь когда кукушка возвестила о наступлении полуночи, она каким-то чудом осознала это.
Ее глаза закрылись. А когда она снова открыла их, все вокруг неожиданным образом изменилось.
Гроба больше не было, вместо него стояла колыбель, которую Иосиф принес в дом несколько лет назад, и которую она затем расщепила на дрова. Теперь в этой колыбели лежал спящий младенец, она убаюкивала его, покачивая колыбель ногами, и чувствовала при этом странное умиротворение.
Она не была удивлена, сердце ее наполняла странная, огромная радость. Вскоре она услышала слабое попискивание и увидела шевеление в колыбели; маленькие ручки двигались в воздухе, словно пытаясь ухватить что-то невидимое. Она наклонилась, взяла ребенка,