с его стороны, поэтому я ответила ему коротко и отрицательно. На самом же деле Джеймс Хаттерсли дважды делал мне предложение. Он не принял первого отказа, и на следующий день повторил свои слова, но я была очень сурова с ним. Он позволил себе несколько грубых замечаний о моем, как он считал, отношении к нему, которые я не стану повторять, и ушел в состоянии крайнего раздражения, сказав: «Клянусь, Джулия, вам не следует забывать о том, что вы не будете принадлежать никому, кроме меня, живого или мертвого». Я посчитала эти слова глупостью, и выкинула их из головы. Но сейчас мне и в самом деле кажется, что эти ужасные происшествия, этот шум и этот ледяной ветер – это он. Он словно находит удовольствие в том, чтобы мучить меня, даже будучи мертвым. И я хочу бросить ему вызов, – я сделаю это, если смогу, – но я не в состоянии дольше жить в ожидании очередного происшествия, – это меня убивает.
Прошло несколько дней.
Мистер Лоулер неоднократно присылал справиться о ее здоровье, но прошла неделя, прежде чем Джулия достаточно поправилась для того, чтобы принять его; он держался вежливо, выразил сочувствие, а разговор касался ее здоровья и некоторых нейтральных тем.
Прошло еще несколько дней, и он повел себя иначе. Она была одна на веранде, почти восстановившись, когда было объявлено о приходе мистера Лоулера.
Физически она чувствовала себя прежней, или, по крайней мере, так считала, но психологически еще не отошла от полученного шока. Она решила для себя, что порывы ледяного ветра и ужасный звук выстрела каким-то таинственным образом были связаны с молодым Хаттерсли.
Ее это возмущало, а возможное повторение приводило в ужас; но она не чувствовала угрызений совести за свое обращение с несчастным молодым человеком, и, можно сказать, испытывала по отношению к нему глубочайшее негодование. Если уж он умер, то почему бы ему не успокоиться и не перестать докучать ей?
Мученичество не прельщало ее, не вызывало сочувствия, оно было ей неинтересно.
До сих пор она полагала, что смерть человека означает конец его земного существования; после чего он не способен нести ни зло, ни добро. Но то, что бесплотный дух может не найти упокоения и чинить неприятности, в частности ей, никогда не приходило ей в голову.
– Джулия, если мне будет позволено называть вас именно так, – начал мистер Лоулер, – я принес вам букет цветов. Примете ли вы его?
– Ах! – сказала она, принимая букет. – Как вы любезны! В это время года они настолько редки, а садовник так скуп, что жалеет для моей комнаты даже несколько стебельков герани. Наверное, вы потратили на него уйму денег?
– Совершенный пустяк, если это доставляет вам удовольствие.
– Я вам очень благодарна. Я ужасно люблю цветы.
– Угождать вам, – сказал мистер Лоулер, – это цель всей моей жизни. Если бы я мог надеяться на счастье, – если бы мне было позволено на него надеяться, – я бы воспользовался представившейся мне возможностью, сейчас, когда мы наедине…
Он приблизился и взял ее за руку. Он был взволнован,