минут.
В одну из ночей я проснулась от прикосновения другой руки, не маминой. Я испуганно распахнула глаза и увидела в свете ночника сидящего рядом папу. Я начала ныть:
– Позови маму, пусть она погладит.
– Мама устала, ей надо хоть немного поспать. Я пока посижу с тобой вместо неё, – шёпотом успокаивал папа.
– Нееет, – продолжала я хныкать, – у тебя руки грубые, у мамы лучше.
Рука у папы в самом деле была более жёсткая и облегчения не приносила. Но эту ночь я запомнила на всю жизнь. Вспоминала и понимала, чувствовала, что папа тоже меня любит.
Противную шишку через неделю вырезали. Мы с мамой и маленькой Олеськой долго ехали на трамвае. И я, и Олеська беспрестанно ныли. Я от боли, а Олеська за компанию. Врач осторожно осмотрел меня, сказал, что это не паротит и греть нельзя было ни в коем случае. Что это такое – неизвестно, но надо срочно оперировать. Сегодня, сейчас. У меня даже не было сил испугаться, настолько меня измучили боль и температура, и бессонные ночи.
– Когда она ела в последний раз? – спросил врач у мамы.
– Дома перед выходом покормила.
– Зря. Перед наркозом нельзя есть два часа. Так что, идите, погуляйте где-нибудь, а через два часа приходите.
Через два часа мы вернулись. Медсестра меня раздела, завернула в простыню и унесла. Больше я ничего не помнила, а когда очнулась, противной шишки на шее уже не было и было почти не больно.
А в конце лета кончилась моя спокойная жизнь. Даже несмотря на появление сестры, всё-таки мне жилось счастливо. До того времени, пока меня не отдали в детский сад, который находился прямо под окнами нашего дома. Поначалу я не заподозрила ничего плохого. Мне было обещано, что там будет много игрушек и других мальчиков и девочек, с которыми я смогу играть. Я не очень понимала, зачем мне для игр нужен кто-то кроме сестры, но в первый день отправилась в сад довольно спокойно. И когда мама собралась уходить, оставив меня воспитательнице, скандалов и истерик не стала закатывать.
Воспитательница, Надежда Викторовна, показалась мне большущей и строгой тёткой в белом халате. Как показала дальнейшая жизнь, первое впечатление о людях у меня оказывалось верным на сто процентов. Вот с такого сопливого возраста.
Надежда Викторовна взяла меня, притихшую и слегка настороженную, за руку и повела в группу. Пока я ошалело оглядывалась вокруг и пыталась сориентироваться в толпе чужих детей, наступило время завтрака. Меня вместе со всеми усадили за стол, сунули в руку ложку. От волнения я совершенно не заметила, что именно было на тарелке, зато сделала вывод, пока наблюдала за другими. Те дети, которые закончили завтрак, вставали со своих стульчиков, подходили к воспитательнице и говорили «спасибо». Меня это действие весьма напрягло.
Одно дело, говорить «спасибо» дома маме (или бабушке) и совсем другое – решиться открыть рот перед всей группой и что-то сказать этой большой тётке, в белом, как у врача, халате.
Доев завтрак, я постаралась было потихоньку улизнуть