не все, лишь те, кто знал графа явно больше месяца.
– Прошу прощения, Симон, – виновато улыбаясь, произнёс Ричард. – Немного лишь отвлёкся, но суть темы я не упустил, не волнуйся. – Граф едко улыбнулся Глостерскому в ответ, отводя взгляд в сторону.
– Вы единственный, кто не посмотрел на меня с пренебрежением. – Граф даже не понял, о чём это заговорил Мерид, но затем вспомнил момент, где их прервал Лестерский.
– Хорошо, я помогу вам, чем смогу.
– Ох, вы не представляете, как я вам благодарен.
– Пока не за что.
– Не против встретиться у меня в поместье, что я временно занял? Было бы просто замечательно.
– Ну-у, – граф пораскинул мыслями, – да, конечно, почему бы и нет. Как раз узнаем друг друга лучше. – Ричард окинул стол глазами и добавил чуть тише: – И нормально поговорим.
Собрание вскоре закончилось. Граф и Мерид ещё немного обговорили свою следующую встречу, обсудив детали, после чего распрощались. На выходе Ричард столкнулся плечом к плечу с Лестерским, который долго и пристально провожал графа прищуренным взглядом. Глостерский лишь поморщился, не понимая, с чего бы вдруг Монфору на него так смотреть, но потом он встряхнул головой и сел в ожидающую его повозку.
Джоридан отдыхал в саду на лавочке около синего прудика и, запрокинув голову, рассматривал пока ещё зелёные плоды одиночной яблони. Как только он прикрыл глаза, сзади тут же бесшумно подкрались, накрыв верхнюю часть лица ладонями и тихо захихикав. Джон лишь улыбнулся, после чего Вайпер обошла лавочку и села рядом с братом, обнимая его под руку.
– Ты говорил с отцом? – Улыбка на лице мужчины тут же разгладилась.
– Да, говорил, – вздохнул он, ещё больше встревожив сестру. – Я, честно, не знаю, как ещё до него достучаться. Он не слушает меня. Вообще никак. С тех пор, как мы заложили дом, он сам не свой, но сейчас ещё в разы хуже.
– Нам ведь пришлось. – Вайпер сжала ладонь Джоридана, ведь тот не переставал чувствовать в этом свою причастность. – Если бы матушка была здесь, он бы так не расклеился.
Вайпер помрачнела. Ещё с самого раннего детства она винила в смерти матери именно себя, так как жена графа пожертвовала собственной жизнью, дав жизнь их дочери. Джон всегда ругал сестру за такие мысли, постоянно твердя о том, что виноватой она быть ну никак не могла, и потому довольно часто ему приходилось вытирать её слёзы. Но Вайпер была далеко не такой ранимой, как могло показаться на первый взгляд. Несмотря на безобидную хрупкую внешность, характер Глостер ну совсем с ней не сочетался. Его можно было описать как свирепого зверя, удерживаемого глубоко внутри в прочной клетке, который мог вполне вырваться, если хорошенько этому поспособствовать. Вайпер прекрасно знала, что подобный нрав не должен был водиться у знатной леди, потому-то она всегда отступала в каких-либо спорах, полностью оправдывая образ, подходящий слабой беззащитной девушке, а иногда и пускала слезу для большего убеждения. Никто не должен был знать о истинном поведении дочери графа, о том, как ещё несколько лет назад она спокойно находилась с отцом