критично. Ты откуда приехала?
– Из Москвы, – снисходительно улыбнулась Тея, – а ты?
– Из Изумрудного города. И чем ты в столице промышляешь?
– Я художник-сюрреалист.
– Браво! Я ничуть не удивлен. Здесь сплошь и рядом одни ходячие уникальности.
– В смысле? – Ее большие глаза испуганно забегали. Как маятник. Туда-сюда, туда-сюда. К-чему-это-он, к-чему-это-он.
– Почему здесь нет менеджеров, слесарей, нищих наркоманов, бомжей? Что здесь не личность, так это успешный, творческий деятель.
– Место такое. Здесь так всегда было.
– Богемный курорт?
Выражение ее лица плавно перетекло из перманентного наивно восторженного в сдержанно жесткое, озабоченно хладнокровное. Широкие скулы напряглись, кожа стала бледней, глаза внимательно засверкали. Я не зря перегнул палку. Она была явно не тупа.
– Что с тобой? – Тея вдруг преобразилась в воплощение самой мудрости, доброты и великодушия. – Оставь злобу вне сердца своего. Не теряй времени, это место создано, чтобы радоваться и любить.
Я почувствовал себя глупо. Я действительно был неадекватен. Может, взять и разрыдаться на ее широкой груди? Неужто я так несчастен.
– Я пьян. С приезда не просыхаю. Извини. Сам не знаю, что со мной.
Тея сочувственно покачала головой. Я просто сходил с ума, блевал в свой же колодец. Ее серые глаза нежно лучились в лунном тумане. Как мог я не доверять им? И в чем я хотел ее уличить? На чердаке своих мыслей я быстро нашел ответ. Я хотел уличить весь мир в собственной неполноценности. В каждом яблоке найти отражение своей червоточины.
– Прости. Я такой дурак.
Тея протянула руку. Все вокруг светилось и кружилось в чарующей колыбели сказочной пелены. И сам я сиял теплым светом. Мысли таяли в нем как кусочки масла, а, может, были просто неспособны проникнуть в него.
– Ты устал, – прошептала Тея, – отдохни.
И тут меня тряхануло. Электрический разряд разорвал сердце и превратил мозг в кипящий бульон. Я увидел Тею, сидящую в кресле в какой-то серой комнате. Бежевая маска наподобие респиратора прикрывала бледное, сморщенное лицо. Тяжелые, красные веки сухой кожей облепили испуганные глаза. В распухшую, безобразную руку воткнут катетер с торчащим шнуром. За долю секунды, что длилось видение, я испытал ужас на целую жизнь вперед. Я огляделся по сторонам, все было ласково и безмятежно, как прежде. Луна светила, плескалось море. Тея улыбалась, и, видимо, даже не заметила моего наваждения.
– Мне нужно к своим, – я встал и, не оборачиваясь, побрел в сторону леса, а чей-то взгляд намертво прилип к моей спине.
Возможно, Оксана подмешала в вино чудодейственной дряни, и вместо идиллии ночных картин я был вынужден наблюдать перекошенные рожи. Вспомнился обморок. Вспомнился и тут же забылся. Я был пьян. Всего-навсего. Алкогольные пары вкупе с повышенной впечатлительностью раздразнили мою фантазию. И если приглядеться, даже эта тень скрюченного можжевельника невыносимо походила