от бьющего в лицо солнца. Сильно завалившись на бок, в руке она несла ведро, полное воды.
– Малая Масловка-то небольшая деревня, – как будто извиняясь, пояснил Вася, – вот Большая побогаче будет. Здравствуй, красавица! – вдруг задорно окликнул Вася женщину с ведром.
Та увидела его, заулыбалась смущенно и поправила свободной рукой платок:
– Скажете тоже, барин, «красавица»…
Вася, по кочкам перепрыгивая лужу, подал руку ей, вконец смутившейся, и помог перейти.
– Куда путь держишь, милая? – снова спросил он.
– Так у колодца была, набрала воды вон, теперича домой иду. Мой-то в поле, надо обед ему сготовить да отнести…
– А, ну да, в поле ведь все, – расстроился Вася и потерял к беседе интерес. – Вечером сюда нужно идти, вечером здесь гораздо веселее. Ну, иди-иди, милая, – отпустил он женщину. Та, как была с ведром, низко, до земли, поклонилась и продолжила путь.
– Да, вечером нужно приходить… – еще раз вздохнул Вася и вдруг замер прислушиваясь. – Никак балалайка где-то играет?
– Да, где-то играют… – согласилась я.
Я слышала, что балалайка – это такой диковинный музыкальный инструмент, исконно народный. Никогда прежде не видела ее и не слышала, потому мигом меня разобрало любопытство. Не задумываясь, подобрала юбку и поспешила за Васей меж крестьянскими домами.
Вскоре мы вышли на лесную опушку за деревней, где звуки были слышны гораздо отчетливей. Издали я разглядела трех парней, один из которых и играл на инструменте незатейливую и бодрую мелодию, а три девицы – совсем еще девочки, я бы сказала, – смеялись от души и глядели на четвертую, рыжую, которая звонко и лихо, будто артистка в театре, распевала под эту мелодию не менее бодрое:
Мой миленок как теленок,
Только разница одна:
Мой миленок пьет из кружки,
А теленок из ведра.
Взрыв хохота девиц, свист парней и всеобщее улюлюканье. По-видимому, это и есть то, что называется chanson russe[9]. Рыжая девчонка – совсем молоденькая, но уже статная и фигуристая, лихо отплясывала, уперев руки в бока, – она и впрямь была хороша, я даже залюбовалась.
Вася вместе со мной молча прослушал с десяток куплетов, после чего пошел к компании – шагая вальяжно, по-барски и размеренно хлопая в ладоши. Музыкант его заметил, резко прекратил играть, склонил голову. Да и прочие, обомлев, застыли с опущенными лицами. Только рыжей девчонке все нипочем: глядела на барина смело и, пожалуй, даже нахально.
– Опять ты, Настасья, в этой компании куролесишь! – покачал головою Вася, впрочем, едва ли он в самом деле сердился. – Почему не дома, почему матери не помогаешь?
– А вы, барин, мне не указывайте, вы мне не муж!
Девицы, ее подружки, прыснули со смеху и начали толкать девчонку в бок, а та не обращала внимания.
– Ох, и остра ты на язык, Настасья. Твои таланты бы да в мирное русло… – Вася повернулся к музыканту: – Что играть прекратил, Стенька? Неужто мешаю?
– Никак нет, барин! Мы вам завсегда