руке старателя, чуть повыше корневого сгиба большого пальца, было выколото меленько, четко «Семен».
– Семен, – пробормотал сквозь зубы Агеев, – еврей небось? У евреев много Семенов. Их имя!
Головой он сунул Семена в проем, тот покорным кулем лег на металлический пол салона, обе руки свесил в пустоту, Агеев отступил чуть назад, пальцами ухватился за спинку свободного сиденья, чтобы не улететь вместе со старателем в нети, и ногой вытолкнул неведомого Семена из самолета.
Увидел лишь, как тот в воздухе сложился вдвое, некоторое время летел в сложенном состоянии, потом попал в невидимую яму, тело старателя с силой швырнуло в сторону, у него дыбом поднялись волосы и взметнулись руки, он перекрутился мельницей вокруг собственной пуповины, словно в живот ему всадили штырь, снова сложился в пояснице, – головой и ногами вниз, – и исчез.
Агеев оглянулся на девушку, помедлил чуть и с треском задвинул дверь.
Увидел лежавшую на полу нарядную зажигалку. Инкрустированные, дорого смотревшиеся щечки, бронзовая головка в виде добродушной драконьей морды… Зажигалку надо было бы выбросить – таковы законы ремесла, но Агееву не хотелось вторично раздраивать дверь, а потом зажигалка была явно дорогая. А дорогие вещи выбрасывать не принято.
Он нагнулся и поднял зажигалку, сунул себе в карман, косо глянул на девушку.
Та продолжала держать руки прижатыми ко рту.
– Раздевайся! – приказал он ей, и девушка, все поняв, закивала головой, расстегнула на себе розовую, с призывно вышитым на груди, на самом соске, цветком кофточку, побежала пальцами по пуговицам вниз, словно по кнопкам баяна, и у Агеева от нетерпения, от захлестнувшего его желания сладко стиснуло горло. Он перекинул кожаный старательский кулек на соседнее сиденье, довольно сощурился – неплохо поработал неведомый Семен – и сделал рукой подстегивающее движение: – Скорее!
Девушка испуганно сглотнула слюну, собравшуюся во рту, тряхнула челкой:
– Я сейчас… Сейчас!
Проворно сбросила с себя кофточку, стянула через голову юбку и осталась в короткой прозрачной комбинации – соблазнительная, молодая, совсем чужая в грохочущем самолетном салоне.
То, что произошло дальше, было обычным насилием, животной грубостью, от которой даже у привычного Агеева пересохло во рту, но он переборол в себе слабость, застегнул штаны и сказал девушке:
– Жить будешь! Долго будешь жить! Как тебя зовут?
– Раиса.
– Раечка, значит. Как жена нашего нового генсека.
Раиса согласно мотнула своей роскошной головой, потянулась за кофточкой.
– Погоди, – сказал ей Агеев, – сейчас еще одного клиента примешь.
Девушка снова согласно мотнула головой.
– Командира нашего обслужишь, – сказал Агеев, голосом подчеркнув слово «нашего», сделал это специально. Добавил: – От него все зависит…
Девушка в третий раз согласно мотнула головой, хотела прикрыться от Агеева кофточкой,