из карманов на стол, раздеваемся, одежду в корзину!
– А по морде? – предложил я лениво, по привычке проверяя всяческие границы и пределы общения.
Курильщик кальянов жестоко задумался. На гладком лбу проявились две вертикальные, но абсолютно не испуганные морщины.
– Ну, эта… можно и по морде, – наконец-таки родил он фразу дня и лучезарно улыбнулся.
Как Будда, безраздумно, щедро и снисходительно. Ты проходишь этот мир – проходи, не задерживайся. И морщины тут же исчезли. Навсегда. Угу. Паша пригодится. Полезный перец, почти адекват, гибкий и не фанатичный. Главное – гибкий.
В карманах у меня были ключи от ничего (вся фишка была в брелоке, который представлял собой миниатюрный набор из ножа, ножниц, ножовки по металлу и отвертки), зажигалка, гарнитура от изъятого телефона, тяжелая шариковая ручка и резервная симка. Симка была простая, а вот ручка, хотя и могла писать, таковой, в принципе, не являлась. Она была выточена кулибиным на Новосибирском инструментальном заводе из легированной стали за бутылку водки. Крепость ее была такова, что вполне заменяла собой кастет, фомку и, если что, штырь в голову насквозь. При этом она выглядела как рядовая офисная игрушка для рисования зайчиков.
– Ладно, – успокоил его я и стал раздеваться, – нету у меня нихрена, так, мелочь всякая.
В общем, мы поладили. Поладили настолько, что я у него еще выпросил сверх положенного пару комплектов нижнего белья и даже белую спортивную сумку вместо пакета.
– Интернет есть? – спросил я с тайной надеждой, кивнув головой на ноутбук.
– Только у Романа за КПП. У нас внутренняя сеть без выхода. А что?
– Да хотел в аську выйти. А жопорез?
– Через мобильник? Здесь вообще связи нет. Со скалы сверху на том берегу еще берет, а здесь мертвая зона. Да оно и лучше. Не достает никто. Но сотовые, если вы в курсе, на проекте запрещены, как и вообще любая связь.
– Эт-то правильно, – протянул я и похлопал его по плечу, – ладно, бывай. Меня Костя зовут. Как-нибудь может это?.. – показал я ему международный жест курильщиков разнообразной дури, помогающей думать поперек мозга.
– Вообще-то, нельзя, – абсолютно уверенно произнес Паша, улыбнувшись во все свои тридцать два зуба, – но иногда здесь бывает такое утомленное солнце…
– Ага, – кивнул я головой, одернул теперь уже свою белоснежную куртку с черным скорпионом на груди слева и вышел на крыльцо с другой стороны, где немедленно попал опять в мягкие руки Маргариты Федоровны.
– Вы… прямо снежный лис, – театрально всплеснула руками она.
– Это кто такой? – не понял я и поморщился я.
– Ну, это полярная лисица или песец, по-другому. Но снежный лис звучит лучше.
– Снежный Лис Волков? Как-то не сходится, – усмехнулся я.
– Обиделись? Зря. На волка вы не похожи. Тот сильный и наглый, но сильно заметный, потому что в стае живет. А вы хитрый и одинокий. На снегу вас не видно.
– Да